Чарльз Диккенс - Посмертные записки Пиквикского клуба В 2-х томах.

Поверенный назвал наугад большую сумму — аванс, необходимый для того, чтобы обеспечить себя на случай проигрыша дела, но скорее с целью удостовериться, далеко ли думает зайти его клиент, чем в надежде на то, что он удовлетворит требование. Незнакомец выписал на своего банкира чек на всю сумму и удалился.

Чек был оплачен, и поверенный, убедившись, что на странного клиента можно вполне положиться, принялся за дело всерьез. В течение следующих двух лет Хейлинг целыми днями просиживал в конторе, изучая бумаги, по мере того как они накапливались, и с глазами, сверкающими от радости, перечитывал снова и снова письма с протестами, мольбы о небольшой отсрочке, указания на неизбежное разорение, грозившее противной стороне. Письма, которые притекали потоком, когда начались тяжба за тяжбой и процесс за процессом. На все просьбы о ничтожном снисхождении ответ был один: деньги должны быть уплачены. Земля, дом, мебель — все по очереди было отобрано по многочисленным исполнительным листам, и самого старика заключили бы в тюрьму, не ускользни он от бдительности судебных исполнителей и не обратись в бегство.

Неумолимая злоба Хейлинга, отнюдь не утоленная успехом преследования, усилилась во сто крат после вызванного им разорения. Когда ему сообщили о бегстве старика, ярость его была безгранична. Он в бешенстве скрежетал зубами, рвал на себе волосы и осыпал страшными проклятиями людей, которым было поручено произвести арест. Его удалось кое-как успокоить только повторными уверениями, что беглец несомненно будет найден. Агенты были разосланы на поиски во всех направлениях, прибегли ко всем уловкам, какие только можно было изобрести с целью обнаружить его убежище, но все было тщетно. Прошло полгода, а его все еще не нашли.

Однажды поздним вечером Хейлинг, которого нигде не видно было в течение многих недель, явился на квартиру своего поверенного и приказал доложить, что джентльмен желает видеть его немедленно. Не успел поверенный, который с верхней площадки лестницы узнал его голос, распорядиться, чтобы его впустили, как он уже взбежал по лестнице и вошел в приемную, бледный и задыхающийся. Закрыв дверь, чтобы их не подслушали, он опустился на стул и сказал, понизив голос:

— Тише! Наконец-то я его нашел.

— Неужели? — воскликнул поверенный. — Прекрасно, дорогой сэр!

— Он скрывается в жалкой лачуге в Кемден-Тауне, — сказал Хейлинг. — Пожалуй, это хорошо, что мы потеряли его из виду, так как все это время он жил там один, в жестокой нищете, он беден, очень беден.

— Отлично, — сказал поверенный. — Конечно, вы хотите, чтобы его арестовали завтра?

— Да, — ответил Хейлинг. — Позвольте! Нет! Послезавтра. Вы удивляетесь, что я хочу это отложить, — добавил он с мрачной улыбкой, — но я совсем забыл. Послезавтра годовщина одного события в его жизни, пусть это совершится послезавтра.

— Отлично, — сказал поверенный. — Быть может, вы сообщите полицейскому чиновнику?

— Нет. Мы встретимся с ним здесь в восемь часов вечера, — я отправлюсь вместе с ним.

Они встретились в назначенный вечер и, наняв карету, приказали кучеру остановиться на том углу старой Пенкрес-роуд, где находится приходский работный дом. Когда они приехали туда, уже совсем стемнело; пройдя вдоль глухой стены перед Ветеринарным госпиталем, они свернули в маленькую боковую улицу, которая называется, или в то время называлась, Литтл Колледж-стрит, и какой бы ни была она теперь, но в те дни являлась довольно жалкой улицей, окруженной полями и канавами.

Надвинув на глаза дорожную шляпу и завернувшись в плащ, Хейлинг остановился перед самым жалким домом на этой улице и тихо постучал в дверь. Ее тотчас же открыла женщина, которая, узнав его, сделала реверанс, а Хейлинг, шепотом приказав полицейскому чиновнику остаться внизу, осторожно поднялся по лестнице и, открыв дверь комнаты, выходящей на улицу, быстро вошел.

Тот, кого он искал и так ненавидел — теперь это был дряхлый старик, сидел за простым сосновым столом, на котором стояла жалкая свеча. Старик вздрогнул, когда вошел незнакомец, и с трудом встал.

— Что еще? — спросил он. — Еще какая-нибудь беда? Что вам нужно?

— Сказать вам несколько слов, — ответил Хейлинг.

С этими словами он присел к другому концу стола и, сняв плащ и шляпу, повернулся лицом к старику.

Старик, казалось, мгновенно лишился дара речи. Он откинулся на спинку стула и, сжимая руки, смотрел на посетителя с отвращением и страхом.

— Сегодня, — сказал Хейлинг, — исполнилось шесть лет с тех пор, как я потребовал от вас жизнь, которую вы должны были отдать мне за жизнь моего ребенка. Старик! Над бездыханным телом вашей дочери я поклялся посвятить свою жизнь мести. Я не уклонялся от этого намерения ни на мгновенье, но если бы уклонился, одно воспоминание об ее покорном страдальческом взгляде, когда она умирала, или об изможденном лице невинного ребенка придало бы мне сил для осуществления замысла. Мой первый акт отмщения вы помните хорошо, сегодня — последний.

Старик задрожал, и руки его бессильно опустились.

— Завтра я покидаю Англию, — продолжал Хейлинг после краткой паузы. — С сегодняшней ночи вы будете заживо погребены в той самой могиле, на которую обрекли ее… в тюрьме, без надежды покинуть…

Он взглянул на старика и умолк. Поднес свечу к его лицу, осторожно поставил ее на стол и вышел из комнаты.

— Вы бы наведались к старику, — сказал он женщине и, открыв дверь, дал знак чиновнику идти вслед за ним на улицу. — Мне кажется, он болен.

Женщина закрыла дверь, быстро взбежала по лестнице и нашла старика бездыханным.

Под простой могильной плитой, на одном из самых мирных и уединенных кладбищ Кента, где полевые цветы пестреют в траве и спокойный пейзаж обрамляет прекраснейший уголок в саду Англии, покоятся останки молодой матери и ее кроткого ребенка. Но прах отца не смешался с их прахом, и, начиная с той ночи, поверенный не мог добыть никаких сведений о дальнейшей судьбе своего странного клиента».

Закончив рассказ, старик подошел к вешалке в углу, снял свою шляпу и пальто, надел их с величайшим спокойствием и, не прибавив больше ни слова, медленно удалился. Так как джентльмен с мозаичными запонками заснул, а большая часть присутствующих увлеклась веселой забавой — капала ему в грог сало с подтаявшей свечи, то мистер Пиквик вышел, никем не замеченный, и, расплатившись за себя и за мистера Уэллера, покинул вместе с этим джентльменом обитель «Сороки и Пня».

— Это и есть багаж твоего хозяина, Сэмми? — осведомился мистер Уэллер у своего любящего сына, когда тот явился во двор гостиницы «Бык» в Уайтчепле, с дорожным саком и небольшим чемоданом.