Льюис Уоллес - Вечный странник, или Падение Константинополя

Гребцы неспешно и ловко провели лодку через красочную суету залива и высадили пассажира на мраморный причал, расположенный рядом с основным, у красного павильона перед входом в усадьбу княжны. Входили в эти ворота и выходили из них невозбранно — нигде не видно было ни стражей, ни охранников. Гости были веселы, а значит, и безобидны.

Мужчины были по большей части чернобороды, с грубоватыми обветренными лицами и крупными кистями рук, в черных просторных шароварах с красными кушаками и в голубых кафтанах с богатой вышивкой. Икры их оставались обнаженными, на ступнях были сандалии. Головы покрывали белые платки. Глаза были яркими, движения ловкими, вид оживленным. У многих на непокрытых шеях висели на лентах или шелковых шнурах обереги из раковин или серебра. У женщин на головах были короткие вуали, прикрепленные гребнем, но скорее для красоты, вместо головного убора. Женщины были одеты в короткие безрукавки поверх снежно-белых рубах; их дополняли ярких цветов юбки с каймой из камвольной шенилли и сандалии с ремнями, искусно оплетающими лодыжку, — получалось чрезвычайно живописно. Некоторые из самых молодых миловидностью не уступали нимфам Эллады и прекрасных Киклад. Впрочем, в большинстве своем женщины выглядели преждевременно увядшими, а их общий вид, визгливые голоса, а также торопливость и напор, с которыми они предавались сиюминутным развлечениям, бессознательно подтверждали, что жены рыбаков везде одинаковы. Не приходится далеко ходить, дабы оказаться на периферии общества, — слишком часто она расположена прямо под любимым балконом короля.

Внимание посетителей привлекло нечто на правой створке ворот. Когда Сергий подошел ближе, его задержали напиравшие гости, увлеченные жарким спором; проследив за их взглядами и указующими пальцами, послушник заметил над головой медную табличку с непонятной надписью. Надпись эта представлялась ему столь же непостижимой, сколь и его соседям. Кажется, по-турецки, но, может, и по-арабски — а может, это и вовсе не письмена. Некоторое время он постоял, выслушивая всевозможные предположения. Но тут подошел цыган с медведем на поводу — он, в свою очередь, привлек к себе стайку шумных мальчишек. Цыган остановился, оставив без внимания устремленные на него неприветливые взгляды, а увидев табличку, тихо проговорил «Салям» и несколько раз благоговейно повторил это слово.

— Глянь-ка на этого гамари. Он-то знает, в чем там смысл.

— Так ты его и спроси.

— И спрошу. Эй ты, не ведающей религии, приспешник разбойников! Скажи-ка нам, что вот это, — указывая на табличку, — означает? Подойди посмотри!

— Мне нет нужды подходить ближе. Мне и отсюда хорошо видно. Кроме того, мне ведома религия. Вот только я не кичусь своей верой в Бога, я просто в него верую, — отвечал вожатый медведя.

Рыбаки добродушно отнеслись и к упреку, и к вызванному им смеху и отвечали:

— Ладно, мы квиты. Может, скажешь теперь то, о чем тебя просили?

— С радостью, ибо вы способны пристойно обойтись с чужаком… Юный Магомет, сын Мурада, султана султанов… — Цыган умолк, отдавая дань почтения этому титулу. — Да, так вот, юный Магомет мне друг.

Стоявшие рядом разразились недоверчивым смехом, однако цыган продолжал:

— Он долгое время проживал в Магнезии, столице процветающего удела, отданного ему в правление. Никогда еще человек, занимавший этот пост, не был столь великодушен к своим подданным, а искушенность в науках способствовала правильности его суждений; именно она подсказала ему, что главное достоинство развлечений — разнообразие. Если бы он только и делал, что слушал докторов, рассуждающих о философии, или своих преподавателей математики, или придворных поэтов и историков, его ум помрачился бы так же, как помрачены их умы; именно поэтому, одновременно с постижением наук, он развлекается псовой и соколиной охотой, участвует в состязаниях и турнирах, изображает странствующего менестреля, и довольно часто мы с Жокардом — что, разве не так, дружище? — он чувствительно дернул медведя за повод, — мы с Жокардом бывали допущены к нему во дворец.

— Великолепный правитель, нет сомнения; однако я не о нем спрашивал. Табличка, приятель, — что это за табличка? Если что-то пустое, тогда пропустите Жокарда.

— Дураки встречаются всякие, бывают дураки-простаки и дураки-мудрецы. Когда дурак-мудрец отвечает дураку-простаку, он всегда искуснее в речах, чем в доводах.

Слова гамари вновь вызвали смех, он же продолжил:

— После этих пояснений я готов удовлетворить твое любопытство.

Он выудил из-за пазухи бронзовую пластину, размерами куда меньше прибитой к воротам, в остальном же в точности такую же.

— Видите? — спросил он, поднимая ее повыше.

Взгляды стремительно перебегали от одной таблички к другой, вывод не заставил себя ждать.

— Они одинаковые, но и что с того?

— А вот что: однажды нас с Жокардом позвали развлекать принца; насмотревшись, он отпустил нас, вручив мне красный шелковый кошель, набитый золотыми монетами, а Жокарду — вот этот паспорт. А теперь слушайте. Раньше злым людям случалось побивать нас дубинками и камнями — я имею в виду турок, — но теперь, входя в город, я привязываю это к ошейнику Жокарда, и нас встречают наилучшим образом. Нас поят и кормят, предоставляют удобное жилье, обихаживают и не просят оплаты.

— Выходит, эта табличка — волшебная?

— Нет, — ответил гамари, — если не считать волшебством любовь народа к принцу, которому предстоит им править. Здесь сказано, что мы с Жокардом — друзья принца Магомета, а туркам этого достаточно; то же самое сказано и там. Мне этот знак говорит о том, что эти ворота, эти земли и их владелец находятся под его покровительством. Кстати, — продолжал вожатый, изменив тон, — любезный ответ требует другого такого же, а потому спрошу: когда здесь побывал принц Магомет?

— Лично? Он здесь не бывал.

— Не может быть.

— Почему ты так считаешь?

— Потому что вижу эту медную табличку.

— И что она доказывает?

— Да уж! — воскликнул цыган, смеясь. — Каких только странных вещей мы с Жокардом не наслышались, каких только людей не встречали — не так ли, дружище? — Он снова резко дернул за повод, заставив медведя взвизгнуть. — Но нам это только на пользу. Мы все время чему-то учимся, и знаешь ли, друг мой, на каждый солид найдется своя нумия.

— Я готов за ответ заплатить тебе нумию.

— По рукам! Договорились при свидетелях!

Потом, скользнув взглядом по окружавшим его лицам, будто бы привлекая внимание к заключенной сделке, гамари продолжил:

— Слушайте. Как я сказал, эта табличка служит доказательством, что принц Магомет побывал здесь лично. Желая оповестить своих подданных о том, что все в этой усадьбе, в том числе и ее владелец, находится под его личной охраной, принц добавил к этому заявлению свою подпись.