Льюис Уоллес - Вечный странник, или Падение Константинополя

— Хорошо, молодцы! Так держать, и мы выберемся!

Лишь необычный блеск его глаз выдавал внутреннее волнение. Он бросил один взгляд на все еще гладкий водный простор впереди. Их судно оказалось на нем единственным. Даже большие корабли ушли в гавань. Впрочем, нет, еще одно суденышко размерами не больше его собственного двигалось вдоль азиатского берега, судя по всему им навстречу. Находилось оно примерно на таком же расстоянии выше устья реки, насколько они находились ниже; судя по всему, трое или пятеро его гребцов старались изо всех сил.

С мрачным удовлетворением князь назначил незнакомца еще одним участником состязания.

Приветливое взгорье Алем, если посмотреть с Босфора, представляет собой сплошной лес, неизменно прекрасный и зеленый. Но пока князь глядел в ту сторону, зелень вдруг выцвела, как будто некая рука, спустившись из облака, набросила на нее белое газовое покрывало. Князь обернулся на пройденный путь, посмотрел вперед. Южная стена донжона была усеяна амбразурами. Судно их шло с отличной скоростью, однако требовалось больше. Оставалось покрыть еще половину расстояния — а враг уже находился меньше чем в четырех милях.

— Живее, молодцы! — крикнул князь. — С гор налетает ветер. Я уже слышу его рев.

Гребцы невольно обернулись и смерили взглядом оставшееся расстояние, расстояние до соперника, оценили свою скорость. Одновременно они оценили и опасность. Они тоже слышали предупреждение — глухой рев, будто туча выхватывала из земли скалы и деревья и перетирала их в пыль в своем глубоком чреве.

— Будет не один порыв, — торопливо отметил один из гребцов. — Будет…

— Шторм.

Это слово произнес князь.

— Да, господин.

И тут вода вокруг их судна пошла рябью от первого порыва — робкого, беззлобного и леденящего.

Этот порыв подействовал на гребцов сильнее, чем любое слово, какое мог произнести их наниматель. Длинный гребок они завершили особенно дружно, а перекидывая весла вперед для следующего, встали на ноги, задержались на миг, погрузили лопасти глубже прежнего, а потом издали крик столь протяженный, что он показался воплем, и одновременно снова опустились на скамьи, вытянув при этом весла на себя. В этот гребок они вложили всю свою силу. Из-под острого носа лодки вылетела струя воды, пузыри и водовороты от весел, сливаясь, полетели назад.

— Отлично! — похвалил князь; глаза его сверкали.

После этого гребцы поднимались в конце каждого гребка и опускались на место в начале следующего. Действовали они споро, слаженно, подобно машине, воду загребали глубоко, не проскальзывая. С восторгом орла, снявшегося наконец-то со своего гнездовья, князь презрительно глядел на тучу, как глядит достойный соперник. С каждым мигом донжон вырисовывался все отчетливее. Теперь князю видны были не только окна и амбразуры, но и каменная кладка. И тут он заметил еще одну удивительную вещь: большой конный отряд, который мчался галопом вдоль берега реки по направлению к замку.

«Живее, молодцы! — крикнул князь. — С гор налетает ветер».

Хвост колонны еще скрывался в лесу. Впереди бок о бок скакали два всадника и несли знамена, красное и зеленое. Их окружала группа воинов в блестящих доспехах. У князя не было нужды задавать вопрос, кто это такие. Знамена напомнили ему о Мекке и Магомете: на красном он отчетливо видел древние османские символы — поэтической глубиной смыслов и прекрасной простотой они как нельзя лучше подходили воину. Всадники были турками. Но откуда зеленое знамя? Оно говорило о том, что во главе отряда стоит кто-то более знатный, чем просто глава санджака, или комендант замка, или даже губернатор провинции.

Не менее загадочной представлялась и многочисленность отряда, тянувшегося за знаменем. Для гарнизона он был слишком велик, а кроме того, стены замка и так были усыпаны вооруженными людьми. Не дерзая заговорить об этом новом зрелище, дабы не отвлечь гребцов, князь улыбнулся, подумав, что в состязании появился еще один участник — четвертый.

После этого он отыскал глазами судно-соперник. Оно двигалось быстро. На веслах сидели пятеро, и, как и его собственные гребцы, они вставали и садились при каждом гребке. На пассажирских местах он различил две фигуры, судя по всему — женские.

Раскат грома заставил его гребцов вздрогнуть. Чистый, грозный и величественный, он заполнил широкое ущелье Босфора. Казалось, вода от этого звука прянула прочь. Лаэль выглянула из своего укрытия, но тут же вновь спрятала лицо, теснее прижавшись к князю. Чтобы успокоить ее, он беспечным голосом произнес:

— Ничего не бойся, о моя Гюль-Бахар! Мы всего лишь состязаемся в скорости вон с той тучей; мы побеждаем, вот она и обиделась. Опасности нет.

В ответ она еще плотнее обернула голову складками ткани.

Ловко, размеренно, не допуская ни единой ошибки, гребцы вели судно по волнам — размеренно, дружно звучал при каждом гребке их крик. Они старались на совесть, у их господина были все основания сказать: «Молодцы, молодцы». Однако ураган все стремительнее мчался по небу в своей облачной колеснице, и грохот ее колес с каждой секундой звучал все ближе. Деревья на холмах за замком гнулись до самой земли, и не только вокруг суденышка князя, но и повсюду, куда достигал глаз, поверхность древнего пролива бурлила и волновалась под порывами ветра.

И вот глазам их предстало устье Сладких Вод, здесь у широкого, заросшего ивами берега начиналась отмель; замок было теперь видно от основания до самого высокого мерлона, а донжон, четко вырисовывавшийся на фоне потемневшего неба, казался более зловещим, чем обычно. Знаменосцы и остальные всадники были уже совсем близко. А с другой стороны с прежним задором двигалось судно-соперник.

Морские птицы сбивались над Румелихисаром в шумные стаи — их встревожила длинная полоса пены, взбитая ветром ниже по течению. А за этой полосой мир таял в облаке брызг.

Тут суда заметили из замка, оттуда выбежала и поспешила к берегу группа воинов. Звук, напоминавший шум падающей воды, раздавался прямо над головой. Ветер налетел на замок, окутал его облаком дымки и сорванных листьев, донжон скрылся из глаз.

— Наша взяла, молодцы, наша взяла! — выкрикнул князь. — Мужество, боевой дух, славная работа — тройная оплата! А завтра — вино и пирушка!

С последним его словом лодка влетела в устье речки и встала у замкового причала, и в тот же миг озадаченный ветер хлестнул по их укрытию. В следующую секунду авангард воинского отряда галопом ворвался в ворота, а судно-соперник тоже достигло цели.