Льюис Уоллес - Вечный странник, или Падение Константинополя

— Смею поправить, шейх: на Мраморное море, например в Бруссу.

— Я передаю видение точно в том виде, в каком мне передал его принц, о княжна. А сам он вопросил: есть ли другое место, где земной простор так же изобиловал бы божественными чертами, как на Босфоре? Где небеса мягче склоняются над дружественным проливом, сотворенным Природой для благороднейших целей? Где моря проявляют такую покорность и послушание? Иль не цветет здесь роза круглый год? Там — Восток, здесь — Запад, — неужто им навеки суждено оставаться враждующими чужаками? Он заявляет, что столица его будет местом дружеских встреч старшего брата с младшим. В ее стенах — а он повелит отстроить их крепкими, точно подножие горы, с неприступными медными воротами и башнями, что заслонят тучи у горизонта, — он без всяческой корысти соберет вместе все доброе и прекрасное, памятуя, что лучший слуга Аллаха — тот, кто служит другим людям.

— Всем людям, шейх?

— Всем без исключения.

Она бросила взгляд на простор бухты и очень тихо произнесла:

— Это радует, ибо «И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете?».

Шейх с улыбкой отвечал:

— А вот что сказал последний из пророков, о княжна: «Отвергни зло ради того, что лучше, и тогда тот, с кем ты враждуешь, станет для тебя словно близкий любящий родственник».

Она отвечала:

— Достойный отклик.

— Могу я продолжить?

— Да.

— Я говорил про третье видение… Дабы столица его стала центром всего мира, принц намерен создать там гавань, куда смогут входить и вставать на якорь, засушив весла и свернув паруса, суда всех стран одновременно; рядом с ней будет возведен для торговли базар с мраморными рядами и стеклянной кровлей, достаточно просторный, чтобы и самому именоваться городом; в центре его будет построен духан, пристанище для купцов и путников, у которых нет иного жилья. Подобно Абд ар-Рахману, он отведет обширный участок земли для строительства университета: будут там и храмы, и рощи, и для каждой науки будет свой преподаватель, причем из самых знаменитых; там станут жить в священном союзе, подобном воинскому, корифеи Музыки и Поэзии, Философии, Естественных Наук и Искусств, а также сторукой Механики. А если войдет в этот город человек верующий, задан ему будет единственный вопрос: веруешь ли ты в Бога? Если он ответит да, примут его с великим радушием. Ибо не все ли равно, спрашивает мой повелитель, каким именем называть Бога? В какой форме ему поклоняться? Стоя или преклонив колени? Важно ли, как скликать на молитву, голосом или звоном колокола? Разве Вера не есть всё?

Эта картина воодушевила княжну. Лицо ее сияло, и она произнесла — почти про себя, но так, что шейх услышал:

— Какое прекрасное видение.

Тогда шейх понизил голос:

— Если среди подобных планов, в которых нет места расам и религиям, — вслушайся вновь, о княжна! — если среди подобных планов повелитель мой Магомет позволит себе одну своекорыстную мечту, станешь ли ты порицать его за это?

— Какова его своекорыстная мечта? — поинтересовалась княжна.

— Он любит повторять, княжна: «Свет дарует жизнь миру, любовь же дарует свет жизни». Слышала ли ты о том, как Осман завоевал любовь и руку своей Мал-хатун?

— Нет.

— То турецкое сказание о любви. Магомет еще мальчиком услышал его от матери, и с тех пор его не оставляет одна мечта, которая в его жизненных планах подобна высокому окну на восточном фасаде дворца, а именно — основному источнику благодатного света. Мысль эта захватывает его с особой силой во дни полнолуния, и тогда он вскакивает в седло и, подобно Осману, уносится в какое-нибудь уединенное место, а там, обратив воображение свое в виночерпие, доводит себя воображаемым вином до счастливого оцепенения.

Шейх подался вперед, поймал взгляд княжны и удерживал, не упуская ни одной смены выражения.

— Он убежден — и весь сонм джиннов, крылатых и бескрылых, служителей мудрейших владык, не в состоянии развеять эту мысль, — что рано или поздно повстречает женщину, наделенную исключительным умом, безупречной душою и несказанной красотой. Когда именно видение это станет явью, есть одна из неразгаданных тайн, ключи от которой в руках Времени, однако он ищет ее, ищет непрестанно, потому что первый взгляд на нее станет для него первым уроком в тайной науке, имя которой любовь. Он узнает ее сразу же, ибо в миг их встречи в сердце у него зажжется лампада, и именно по ее свечению, а не по сиянию солнца дух его проведает о присутствии ее духа. И поскольку вера его, о княжна, несокрушима, в будущей его столице ей уже уготовано место, которое даже сейчас называет он Чертогом Любви. Ах, сколько часов провел он, размечая планы этого чертога! Он поместит его в Садах Совершенства, славу которых составят беспримерные деревья, птицы, цветы, беседки, ручьи, холмы и тенистые долины. Или не изучил он устройство садов Захра, созданных Абд ар-Рахманом? Сам же чертог разделен будет на отдельные залы, дворы и палаты, где выдержаны будут идеальные пропорции, подпирать их своды станут тысячи и более колонн, стены же будут украшены золотом и жемчугами, а широкие арки в стиле Альгамбры завешены будут шелковыми занавесами, многоцветными, точно райские птицы. И когда он отыщет ее, свою царицу, свою Мал-хатун, Душу Песни, Дыхание Цветка, Лилею Лета, Жемчужину Омана, Луну Раджиба, туда, где она поселится, не будет доступа однообразию, а вздыхать она станет, лишь оказавшись с ним в разлуке. Такова, княжна Ирина, единственная мечта принца, которая не соприкасается с судьбами мира. Усматриваешь ли ты в ней тщеславие или душевную черствость?

— Нет, — отвечала она, прикрывая лицо, ибо глаза шейха сияли ярко и прожигали насквозь.

Тогда он преклонил колени и поцеловал мрамор у ее ног.

— Я — посланник принца Магомета, о княжна, — произнес он, вставая. — Прости, если слишком долго медлил с этим оповещением.

— Его посланник? Но какова его цель?

— Мне страшно, я трепещу.

Он вновь поцеловал плиты пола.

— Заверь, что даруешь мне прощение, — хотя бы ради того, чтобы ко мне вернулось мужество. Нестерпимо дрожать от страха.

— Ты не совершил ничего дурного, шейх, если только не признать проступком то, что портрет своего хозяина нарисовал пристрастно. Говори.

— Три дня назад, о княжна, ты была в гостях у Магомета.

— Я? В гостях у Магомета?

Она поднялась с кресла.

— Он принимал тебя в Белом замке.

— Он, а не комендант?

— Он и был комендантом.

Она опустилась обратно, сама не своя от удивления. Шейх тут же заговорил:

— Принц Магомет прибыл в замок как раз тогда, когда были замечены ваши лодки, и поспешил на причал, дабы в случае опасности прийти вам на помощь… Но, княжна, далее язык отказывается мне повиноваться. Как, не нанеся оскорбления, поведать о том, в какое волнение он пришел, увидев тебя? Позволь высказаться напрямую. Первое его впечатление зиждилось на ряде совпадений: вы оказались у причала почти в один и тот же момент, место вашей встречи было столь странным и необычайным, что казалось, буря наслана самими Небесами. Увидев тебя, услышав твои слова, он вскричал в своем сердце: «Это она! Это она! Моя царица, моя Мал-хатун!» И вчера…