Жерар Нерваль - Дочери огня

Мы обмениваемся дружескими тумаками, совсем как в детстве, потом я поднимаюсь по знакомой лестнице, и двое ребятишек радостными воплями приветствуют мое появление. Аттическая улыбка озаряет лицо Сильвии, на нем написана радость. У меня мелькает мысль: «Может быть, тут оно и крылось, счастье. И все же…»

Иногда я называю ее Лолоттой [191] Лолотта — от Лотты (Шарлотты), имени героини романа Гёте «Страдания юного Вертера». , а она находит во мне сходство с Вертером, за вычетом, разумеется, пистолетов, которые сейчас не в моде. Пока Долговязый Кудряш стряпает завтрак, мы с детишками гуляем по липовым аллеям, опоясывающим древние развалины кирпичных замковых башен. Потом малыши упражняются в тире лучников, посылая куда попало отцовские стрелы, а мы с Сильвией читаем стихи или одну-две странички из тех коротеньких историй, которые теперь никто уже не пишет.

Я забыл сказать, что повел Сильвию на тот спектакль, который дала в Даммартене труппа Аврелии, и спросил свою спутницу, не видит ли она сходства между актрисой в одной знакомой ей особой?

— О ком вы говорите?

— Помните Адриенну?

Сильвия громко расхохоталась. — Что только вам не приходит в голову! — сказала она. Затем вздохнула, словно укоряя себя за смех, и добавила: — Бедная Адриенна! Она умерла в монастыре Сен-С. в тысяча восемьсот тридцать втором году.

Печаталась в разных вариантах в журналах начиная с 1842 г. Окончательный вариант в «Le Mousquetaire» 17 декабря 1853 г.

Весной 1835 года [192] Весной 1835 года… — На самом деле Нерваль впервые посетил Италию осенью 1834 г. В новелле произвольно группируются впечатления и встречи его путешествий 1834 и 1843 гг. мною овладело вдруг страстное желание увидеть Италию. По утрам, просыпаясь, я мысленно уже вдыхал терпкий аромат альпийских каштанов; по вечерам между кулисами маленького театрика мне то и дело чудились водопад Тер и пенящиеся струи Тевероне… Чей-то сладостный напев, подобный зову сирен, звучал в моих ушах, как если бы внезапно обрели голос камыши Тразименского озера [193] Тразименское озеро — озеро на северо-западе Италии; здесь карфагенский полководец Ганнибал в 217 г. до н. э. одержал блестящую победу над армией римского консула Гая Фламиния. … Мне необходимо было уехать, оставив в Париже свою несчастную любовь [194] …свою несчастную любовь… — то есть любовь к актрисе Женни Колон, с которой так или иначе ассоциируются разные женские образы «Дочерей огня». , которой я хотел бежать, от которой хотел отвлечься.

Сначала я остановился в Марселе. Каждое утро я ходил купаться к Зеленому замку и, плавая, любовался видневшимися вдали, в заливе, островами. И каждый день я встречался в лазурной бухте с юной англичанкой, и гибкое ее тело разрезало рядом с моим зеленоватую гладь воды. Однажды эта морская дева, которую звали Октавия, подошла ко мне, очень гордая своим неожиданным уловом: в ее белых руках трепетала пойманная ею рыбка, она протянула ее мне. Я не мог не улыбнуться такому подарку.

В городе между тем начиналась холера, и дабы избежать карантинов, я решил пуститься в путь посуху. Я побывал в Ницце, в Генуе и во Флоренции; я любовался Собором и Баптистерием [195] Баптистерий. — Имеется в виду баптистерий флорентийского собора Сан-Джованни, одна из главных достопримечательностей Флоренции. Упоминается у Данте («Ад», песнь XIX). , шедеврами Микеланджело, а в Пизе — падающей башней и Кампо-Санто [196] Кампо-Санто — крытое пизанское кладбище в готическом стиле (1278 г.), средоточие фресок тосканской школы и великолепных скульптурных надгробий. . Затем, взяв путь на Сполето, я остановился в Риме и провел там десять дней; собор св. Петра, Ватикан, Колизей — все это прошло предо мной, как сновидение. Я поспешил в Чивитавеккью, где должен был сесть на пароход, но три дня подряд бушевало море, и пароход задерживался. Я ходил по пустынному пляжу, погруженный в свои мысли, однажды меня чуть не разорвали там собаки. За день до отъезда в местном театре давали французский водевиль. Внимание мое привлекла миловидная белокурая головка в ложе на авансцене. Это была та самая юная англичанка. Она была со своим отцом, выглядел он очень болезненным, врачи рекомендовали ему неаполитанский климат.

На другое утро я с великой радостью получил наконец билет на пароход; юная англичанка была уже на палубе и большими шагами ходила взад и вперед; она посетовала, что пароход движется слишком медленно и вонзила свои белоснежные зубы в шкурку лимона.

— Бедняжка, — шутливо сказал я ей, — вам это вовсе не так полезно, я ведь знаю — у вас грудная болезнь.

Она пристально взглянула на меня и спросила:

— Кто вам сказал это?

— Тибуртинская сивилла [197] Тибуртинская сивилла — Сивиллами назывались у древних римлян прорицательницы. Свои прорицания они писали на пальмовых листьях, которые разносил ветер. Тибур (современный Тиволи) — город неподалеку от Рима. , — ответил я тем же тоном.

— Да будет вам, — сказала она, — не верю я ни единому вашему слову. — Говоря это, она так нежно смотрела на меня, что я невольно поцеловал ей руку.

— Будь у меня больше сил, — сказала она, — я бы показала вам, как сочинять небылицы!..

И смеясь, погрозила мне хлыстиком с золотым набалдашником, который держала в руке.

Наш пароход уже вошел в неаполитанскую гавань, мы плыли между Искией и Низидой, озаренными пламенеющим рассветом.

— Если вы любите меня, — промолвила она, — ждите меня завтра утром в Портичи [198] Портичи — порт, сейчас предместье Неаполя, рядом находятся руины Геркуланума. . Я не каждому назначаю такие свидания.

Они с отцом высадились на площади у мола, ибо должны были остановиться в гостинице «Рим», незадолго до того там выстроенной. Что до меня, то я нашел себе квартиру позади театра Флорентийцев. День я провел, гуляя по улице Толедо и набережной, посетил Музей рукописей, затем вечером пошел смотреть балет в театре Сан-Карло. Там я встретил маркиза Гаргалло [199] Маркиз Гаргалло — директор Королевской библиотеки в Неаполе. Нерваль встретился с ним во время второго пребывания в Италии в декабре 1843 г. , знакомого мне еще по Парижу, и он повел меня после спектакля к своим сестрам на чашку чая.

Никогда не забуду этого прелестного вечера. Маркиза принимала в большой гостиной, было множество иностранцев. Разговоры, которые велись, немного напоминали разговор смешных жеманниц; я чувствовал себя совсем как в голубом салоне госпожи де Рамбуйе [200] …в голубом салоне госпожи де Рамбуйе. — Аристократический салон маркизы де Рамбуйе был в первой половине XVII в. одним из центров литературной жизни Парижа. Завсегдатаи «голубой комнаты», поэты так называемого прециозного направления, культивировали изысканный, вычурный стиль, высмеянный Мольером в комедии «Смешные жеманницы». . Сестры маркизы, прекрасные, словно Грации, возрождали передо мной все очарование древней Эллады. Шел долгий спор о форме элевсинского камня [201] …о форме элевсинского камня… — Речь идет о ритуальных предметах элевсинских мистерий, которые справлялись в аттическом городе Элевсине в сентябре — октябре в честь богини Деметры и ее дочери Персефоны. , был ли он треугольным или квадратным. Маркиза и сама могла бы дать ответ на этот вопрос; она выглядела красивой и горделивой, словно сама Веста [202] Веста — богиня домашнего очага у древних римлян; ее культ отправлялся жрицами-весталками и имел общегосударственное значение. . Я вышел из их особняка совершенно ошалевший от этого философического спора и никак не мог отыскать дом, в котором остановился. Я так долго бродил по городу, что мне рано или поздно суждено было стать героем какого-нибудь приключения. Встреча, случившаяся у меня в ту ночь, является предметом нижеследующего письма, посланного мною впоследствии женщине, роковой любви к которой я надеялся бежать, оставляя тогда Париж.