Дмитрий Милютин - Дневник. 1873–1882. Том 2 [litres]

Во время обеда пришла телеграмма о том, что Англия, не получив от афганского эмира в назначенный срок ответа на посланный ему ультиматум, решила объявить ему войну и начать военные действия.

20 ноября. Понедельник. Москва.В течение последней недели пребывания в Крыму не произошло в политике ничего примечательного. Продолжалась прежняя игра в жмурки: князь Лобанов безуспешно домогается заключения с Портой окончательного мирного договора; Англия продолжает через Лейярда подстрекать турок к сопротивлению; Австро-Венгрия продолжает вести двуличную игру ради неловкого положения графа Андраши перед венгерским сеймом и делегациями. Одно ново: с румынами наконец добились соглашения относительно Добруджи, хотя и тут мы должны были удовольствоваться обменом нотами, составленными в самых общих, неопределенных выражениях, и, положившись на авось, впустить в Добруджу румынские войска и румынские власти. Войска их, в присутствии самого князя Карла, перешли на правую сторону Дуная 14, 15 и 16 ноября.

17 ноября, в пятницу, государь выехал из Ливадии сухопутно, через Алушту в Симферополь. Часть свиты отправилась морем через Севастополь. Я проехал в первый раз по живописной дороге через Алушту. Императрица осталась еще на некоторое время в Ливадии. Моя семья также проживет еще несколько недель в Симеизе, пользуясь восхитительною осенью.

19-го числа, в воскресенье, приехали мы вечером в Белокаменную. Встреча была, как всегда, восторженная. Сегодня утром происходили обычный большой выход во дворце и шествие по соборам, а потом государь ездил по разным заведениям и между прочими посетил 1-ю и 2-ю военные гимназии, в которых я встретил его величество. После того заезжал я в 4-ю военную гимназию, Юнкерское училище и учительскую семинарию военного ведомства. Разъезды эти заняли всё утро; во дворце был большой обед, а вечером раут у генерал-губернатора князя Долгорукова. Везде толпы народа, несмотря на слякоть и сырую погоду. [Москва остается всё та же.]

Завтра назначен смотр войскам Московского гарнизона, а после обеда – от города офицерам и солдатам в Манеже (Экзерциргаузе).

Раут в Москве есть для меня одно из самых тяжких испытаний. Встречаю сотни лиц, которые должен знать и которых не узнаю. Каждому надобно что-нибудь сказать, и приходится изобретать фразы без содержания. Бывают, конечно, и весьма неловкие qui рго quo .

25 ноября. Суббота. Петербург.С прибытия в Петербург утром 22-го числа снова потекла тяжелая моя петербургская официальная жизнь. В первый же день объехал я все дворцы, а вечером [пришлось ехать опять] встречал на станции железной дороги фельдмаршала великого князя Михаила Николаевича с семейством. В тот же вечер пушечные выстрелы с крепости возвестили городу рождение нового великого князя – Михаила Александровича.

В четверг после доклада моего был смотр всем войскам Петербургского гарнизона и затем большой завтрак у принца Петра Георгиевича Ольденбургского.

В пятницу съезд в Зимний дворец на молебствие по случаю новорожденного великого князя; затем визиты.

Наконец, сегодня после доклада была опять церемония прибивки георгиевских знамен, вновь пожалованных некоторым частям гвардии. Впереди предстоит еще такой же ряд ежедневных торжеств, церемоний и выездов. При таком образе жизни дела отходят на второй план; не успеваешь даже справляться с обычными текущими занятиями. Наши общие доклады с Гирсом, в четверг и сегодня, были крайне спешны и коротки; а между тем политика идет своим ходом. В Лондоне открылись заседания парламента; в Константинополе перемена правительства. Еще не знаем, какое направление примут дела в Лондоне и Константинополе. При новых объяснениях графа Шувалова с маркизом Солсбери и графом Биконсфильдом, английские министры были необычно кротки и любезны, так что граф Шувалов даже убоялся, не готовят ли они нам какую-нибудь ловушку, новый сюрприз. Перемена же турецкого правительства во всяком случае вновь затормозит начатые князем Лобановым переговоры с Савфетом.

6 декабря. Среда.Более десяти дней не открывал своего дневника. День за днем проходил среди суеты, празднеств, визитов.

26 ноября, воскресенье, был Георгиевский праздник, отличавшийся от прежних огромным числом наличных георгиевских кавалеров. В тот же день обед у государя для некоторых старших кавалеров.

27 ноября, понедельник, угощение нижних чинов – кавалеров в Михайловском манеже, а потом в Зимнем дворце большой парадный обед для всех генералов и офицеров, кавалеров Святого Георгия.

28 ноября, вторник, годовщина взятия Плевны – молебствие во дворце и обед у великого князя Николая Николаевича. Этим закончились собственно торжества; но гости и до сих пор еще не разъехались, а потому всё еще много движения.

Преобладающим предметом забот правительства и городских толков были опять волнения учащейся молодежи. Сходки в Медико-хирургической академии, в Университете и Технологическом институте приняли значительные размеры и резкий характер. 29 ноября, в среду, толпа студентов, несмотря на противодействие полиции, прошла по улицам от Воскресенского моста до Аничкова дворца, чтобы подать адрес наследнику цесаревичу. Градоначальник, генерал-майор Зуров, успокоил толпу, приняв от нее адрес, и толпа спокойно разошлась. Но на другой день сотни две студентов собрались в одном из дворов Медико-хирургической академии с требованием академическому начальству объявить о результате поданного адреса и освободить нескольких студентов, арестованных накануне по распоряжению полиции.

Сам градоначальник заехал в Академию и, после объяснений с начальством, собирался уже уехать, как неожиданно для всех наткнулся на собравшуюся толпу студентов. Сначала он предложил им разойтись; но вскоре, выведенный из терпенья дерзостью и нахальством толпы, решил расправиться с ней силой: жандармы и казаки окружили студентов, арестовали их и всех повели под конвоем в казармы лейб-гвардии Московского полка, где они и до сих пор остаются под арестом.

Случай этот, разразившийся совершенно неожиданно для самих студентов, подал повод к новым сходкам и волнениям. Каждый день студенты в Академии, Университете и Технологическом институте собираются в большом числе, заявляя свои требования. Полиции разрешено отныне распоряжаться не только во дворах заведений, но и внутри зданий, что, в свою очередь, производит сильное неудовольствие не только в массе учащихся, но и в среде профессоров.

Между тем в прошлую пятницу (1 декабря) происходило у государя во дворце совещание о мерах к прекращению беспорядков. Решено было публиковать объявление о том, что всякие сходки положительно воспрещаются и в случае неповиновения учащихся восстановление порядка [даже] в стенах самого заведения возлагается на полицию. Объявление это должно быть напечатано завтра.