Дмитрий Милютин - Дневник. 1873–1882. Том 2 [litres]

4 февраля. Понедельник.После обычного своего приема в канцелярии Военного министерства заехал расписаться у приехавшего сегодня утром князя Болгарского, а затем был на панихиде по умершем вчера бароне Ливене. Служба свела меня с ним еще в 1835 году, когда по окончании курса в Военной академии я поступил в Гвардейский генеральный штаб. Тогда полковник барон Ливен был уже обер-квартирмейстером всей пехоты Гвардейского корпуса. Он был любим всеми товарищами и подчиненными; отличался добродушием и приятным обращением, но не имел твердых убеждений, в душе был остзейский барон. Его любил покойный государь Николай Павлович, который почему-то считал его большим стратегом и давал ему нередко политические поручения за границу, требовавшие ловкости и гибкости. При настоящем государе барон Ливен обратился более на придворную службу и в последние годы занимал должность обер-егермейстера. Он пережил всю свою семью: жену, двух дочерей и сына. Скончался он на восьмидесятом году жизни.

Были у меня приехавшие с болгарским князем флигель-адъютант Шепелев и подполковник Тимлер, занимающий в Болгарии должность товарища военного министра. Они подтвердили всё то, что было уже отчасти мне известно об отношениях князя Александра к Паренсову, к русским офицерам и вообще о положении дел в крае.

5 февраля. Вторник. 10 часов вечера.Сейчас возвратился из Зимнего дворца, где нашел страшный переполох по случаю взрыва во дворце, произведенного, как надо полагать, миною, подложенною под помещением главного караула. Караульное это помещение приходится как раз под теми двумя залами, где в отсутствие императрицы и во время ее болезни накрывается обеденный стол для царской семьи. Сегодня назначен был общий фамильный обед по случаю приезда принца Александра Гессенского. Взрыв произведен в 6 часов 20 минут, то есть в такое время, когда обыкновенно сидят за обедом. Взрывом этим пробит свод караульного помещения, приподнят пол той залы, где обыкновенно сидят после обеда, а в самой столовой треснула стена. Вместе с тем разбиты окна во всех трех этажах; перебита посуда на обеденном столе, но что прискорбнее всего, убито 9 солдат караула (лейб-гвардии Финляндского полка) и ранено более 40 человек.

По счастливой случайности обед был сегодня назначен несколько позже обыкновенного, в ожидании прибытия принца Гессенского с шестичасовым поездом, так что взрыв произошел именно в то мгновение, когда государь встретил и обнял принца в Фельдмаршальской зале. Взрыв был так силен, что его слышали не только в окрестных зданиях, но и на Мойке. Вместе со взрывом погасло в залах и коридоре газовое освещение. Другое счастливое обстоятельство: императрица почивала так крепко, что даже не слышала взрыва и до сих пор не знает об этом страшном происшествии; ей сказали, что случился взрыв газа.

Фельдъегерь прискакал ко мне из дворца с известием о случившемся. Немедленно же я поехал во дворец; на площади и во дворцовом дворе находились пожарные части; во дворце, по лестнице и в коридоре – суета, беспорядок, грязь, запах газа. В коридоре я нашел бóльшую часть царской семьи; тут же встретился с принцем Гессенским и обоими его сыновьями: князем Болгарским и младшим его братом, служащим в английском флоте. Государь позвал меня в кабинет. Как и в других прежде бывавших подобных ситуациях он сохранил полное присутствие духа, видя в настоящем случае новое проявление перста Божьего, спасающего его в пятый уже раз от злодейских покушений. Настоящий случай как-то особенно поразителен. Всякому приходит на мысль – где же можно искать спокойствия и безопасности, если в самом дворце царском злоумышленники могут подкладывать мины…

Постепенно коридор дворца наполнялся приезжавшими, спешившими выказать свое участие и удовлетворить свое любопытство. Мне надоело слышать и говорить всё одно и то же со всяким вновь приезжавшим; я пошел осмотреть залы, под которыми произведен взрыв, а потом спустился и в самое помещение караула. Там усердно работали при свете факелов и фонарей, чтобы открыть следы подкопа или мины. Тут же были лица судебного ведомства, сам министр юстиции, генерал Дрентельн и множество всякого люда. Все толковали, расспрашивали, высказывали разные предположения. Ходили уже разные легенды и сплетни. От многих я слышал (в том числе от принца Гессенского), будто кто-то выстрелил из пистолета в одну из придворных карет, когда принц и сопровождавшие его особы царской фамилии подъезжали к дворцу. Говорили, что карета, к счастью, была пустая, что стрелявший арестован. Были и другие, еще более сомнительные рассказы. Думаю, что всё это только выдумки: у страха глаза велики. [Тем не менее не скрою от себя, что и я приехал домой с тяжелыми впечатлениями.]

Возвращаюсь, однако же, к сегодняшнему утру. После своего доклада я оставался при докладе князя Горчакова и Гирса. Государь сказал нам, что князь Болгарский, узнав о совещаниях наших по делам Болгарии, выразил желание, чтобы мы переговорили с ним прежде, чем докладывать государю о результате наших суждений. Кроме того, говорилось о делах персидских, китайских, а также о том, что по первым донесениям князя Лобанова из Лондона видно нежелание английских министров входить с нами в объяснения по азиатским делам. Они не находят нужным связывать себя в действиях, ils veulent avoir les coudées franches [74] Им нужны развязанные руки. – Прим. ред. .

Когда мы все трое вышли из государева кабинета, Гирс шепнул мне на ухо, что ему приказано подождать в приемной после удаления канцлера. Через несколько минут его позвали опять в кабинет, и тут государь, с глазу на глаз, стал говорить о том, что накануне доложено было Сабуровым. По-видимому, государь сам убедился в невозможности вести успешно переговоры с Бисмарком иначе, как с устранением князя Горчакова. Гирсу приказано приехать снова во дворец к двум часам, чтобы прочесть секретную записку, представленную Сабуровым. Условлено ничего не говорить об этой записке князю Горчакову и сообщить ее только мне одному.

Из дворца заехал я в Комитет министров, где у меня было дело; но пробыл там не более получаса и поехал к Сабурову, с которым снова имел продолжительный разговор. Мы обменялись мыслями и предположениями относительно дальнейших переговоров в Берлине и Вене.

К 3½ часам предположено было второе совещание по делам болгарским. С этою целью съехались ко мне Гирс, князь Дондуков и Шепелев. Пришлось опять поспорить с Гирсом, который не может высвободиться из-под влияния ложных воззрений Давыдова. Гирс считает достаточным повторить князю Болгарскому прежний совет – оставаться на легальной почве; мы же все трое доказывали ему, что подобная слишком общая фраза ничего не определяет в практическом исполнении; что нужно водить молодого князя на помочах; что необходимо его отклонить от разных вредных и невыгодных для нас стремлений и затей. После долгих и горячих споров было условлено, что Гирс повидается с князем Александром и постарается сперва выведать от него, с какими вопросами, предложениями и желаниями прибыл он в Петербург; а затем уже обсудить, в каком смысле нужно составить записку для представления государю. На этом мы разошлись; но я все-таки просил Шепелева неотлагательно приступить к редактированию записки по условленной между нами программе.