Дмитрий Милютин - Дневник. 1873–1882. Том 2 [litres]

Политические дела не представляют пока ничего решительного: всё продолжаются переговоры между кабинетами о мерах для принуждения Порты к исполнению решений Европы по греческому и черногорскому вопросам. Англия до сих пор ведет дело добросовестно, по-видимому, с искренним желанием достигнуть результатов. Во всем мы с нею соглашаемся и готовы на меры решительные. Напротив, в Париже и Вене не очень желают применения насильственных мер; особенно боятся их в Вене; в Берлине же прямо говорят, что Германия не имеет своих интересов на Востоке. Италию все подозревают в своекорыстных тайных сношениях с албанцами.

Сегодня Гирс докладывал государю о любопытных заявлениях, сделанных ему английским послом о предлагаемом Лондонским кабинетом подписании всеми шестью державами протокола, которым обязались бы все заодно, с устранением всяких частных своих целей, заставить Порту исполнить требования Европы. Кабинет Гладстона до сих пор действует энергично и честно – как в делах европейских, так и в азиатских. Он намерен вместе с другими державами убеждать китайское правительство покончить миролюбиво недоразумения свои с Россией и уже приступает к выводу английских войск из Кабула. Нам оставалось бы только желать долголетия кабинету Гладстона, но, к сожалению, на это трудно рассчитывать. В Англии уже начинает усиливаться оппозиция либеральному кабинету. Говорят, Гладстон устарел и способности его ослабевают; он заходит слишком далеко в своих ультралиберальных стремлениях в трудном ирландском вопросе, так что некоторые из его сторонников уже покинули его; можно опасаться распадения кабинета.

12 июля. Суббота.Сегодня опять остался в Царском Селе к обеду с графом Лорис-Меликовым и Черевиным. Нового ничего нет. Подтверждаются официально известия о признании англичанами эмиром афганским нашего protégé Абдурахман-хана; любопытно знать, на каких условиях.

19 июля. Суббота.За истекшую неделю не случилось ничего такого, что заставило бы открыть дневник. По обыкновению, ездил я с докладами в Царское Село, присутствовал при докладах Гирса и занимался своими военными делами. В политике продолжается тот же «концерт» между шестью большими державами, но, к сожалению, с большими диссонансами и фальшивыми нотами. Гладстон ведет оркестр; все прочие показывают желание идти вместе с ним, чтобы застращать Порту единодушием Европы. Даже согласились на предложение Гладстона подписать протокол, подобный тому, который был некогда подписан перед экспедицией Франции в Сирию – с обязательством всех держав действовать исключительно для достижения общей цели, не преследуя никаких частных, эгоистичных интересов.

Однако же не все соглашаются на этот протокол без оговорок и задних мыслей; у каждого кабинета, как говорится, свое на уме. Австрия даже прямо заявила условие, чтобы даваемое обязательство «бескорыстия» относилось исключительно к настоящему частому случаю, то есть к принуждению Турции исполнить обязательства свои в отношении Черногории и новой греческой границы.

Еще более заметна рознь в вопросе о самих мероприятиях в отношении Порты. Кроме России, никто не хочет предпринять что-либо серьезное. Согласились на морскую демонстрацию, но и тут с оговорками; Австрия поставила непременным условием, чтобы не было на эскадре десантных войск (тогда как та же Австрия перед тем заявляла готовность принять на себя un mandat de l’Europe для приведения в исполнение силой оружия обязательств Турции относительно Черногории); Франция же, которая сначала выступила вперед в греческом вопросе и взяла на себя роль привилегированной покровительницы Греции, теперь совсем пошла вспять и уже заявляет, что согласна участвовать в морской демонстрации только с условием, чтобы не было ни одного выстрела!

Спрашивается – к чему же эта демонстрация? Разве для того, чтобы окончательно осрамить Европу перед азиатским государством, чтобы дать Порте полное право издеваться над так называемым «европейским ареопагом»? Впрочем, и теперь уже, несмотря на полную дезорганизацию и расслабление государства и бездарность правителей его, Порта нисколько не пугается грозных коллективных нот европейских послов: ответные ноты ее по обоим вопросам – и черногорскому, и греческому – явно выказывают нежелание подчиниться решению Европы. Султан, признавая себя бессильным совладать с необузданным своеволием и возбуждением албанцев, в то же время сам, за кулисами, поддерживает их, используя пресловутую «Албанскую лигу» как маску для прикрытия своих попыток спасти ветхий корабль османов от конечного крушения.

Во всей дипломатической переписке за последнее время ясно проглядывает недоверие всей Европы к долговечности существующего порядка вещей на Востоке, установленного знаменитым Берлинским конгрессом. Хотя все в унисон провозглашают твердое намерение поддержать исполнение Берлинского трактата, однако же каждый про себя приготовляется на случай катастрофы не упустить своей доли добычи. Более всех в этом отношении озабочена Австро-Венгрия, которая, очевидно, обуреваема честолюбивыми замыслами касательно всей западной половины Балканского полуострова: она уже и теперь всячески старается подчинить себе Сербию и Черногорию и мечтает об открытии пути к Эгейскому морю. Замечательно, что один из видных австрийских дипломатов – Калай, игравший видную роль в делах восточных за последнее время, не раз заводил весьма конфиденциальные и вполне откровенные разговоры то с князем Цертелевым, то с послом нашим в Вене о возможности соглашения между Австрией и Россией для окончательного и радикального решения восточного вопроса. Он не скрывал при этом желания Австрии присвоить себе западную половину Балканского полуострова. Но в этих вожделениях Австрии является тайным ее конкурентом Италия, которая не совсем бескорыстно держит себя в отношении к албанцам. Здесь, в албанских делах, встречаются и сталкиваются интересы двух соперников.

Что касается Франции и Германии, то они обе держат себя в делах восточных крайне пассивно, как будто опасаясь более всего слишком ввязаться в эти дела и быть застигнутыми врасплох друг другом. Притом обе озабочены внутренними своими делами. Весьма примечательны последние конфиденциальные депеши посла нашего в Берлине Сабурова, который выводит из своих бесед с английским послом Одо Росселем довольно странные предположения о новой политике князя Бисмарка в отношении Франции. По предположениям Одо, Росселя и Сабурова, германский канцлер как будто желает изгладить следы Франко-прусской войны и оставшееся после нее взаимно-враждебное отношение. Эти предположения подробно развиты в секретной депеше Сабурова от 10/22 июля, № 169 и в частном письме его к Гирсу от того же числа.