Жорж Санд - Ночные видения в деревнях

Но вот самое страшное из ночных видений: около стоячей воды, в местах, поросших вереском, или у тенистых источников, под ветвями старых ив или среди голой долины раздаются во время глубокой ночи быстрые удары и страшный стук вальков прачек. Во многих местах полагают, что они, поднимая до облаков водные брызги, вызывают дождь и привлекают бурю, но у нас они бьют и крутят что-то такое, что походит на белье, но это совсем не белье, а трупы детей. Боже сохрани, если вы вздумаете подсматривать за ними или помешаете им: они схватят вас, начнут колотить и скрутят, как пару чулок, хотя б вы были ростом с сажень. Мне часто удавалось слышать, как стук вальков фантастических прачек раздавался в ночной тишине около пустынных болот: сходство действительно поразительное, а между тем стук этот производят совсем не прачки, а особый род лягушек. Согласитесь, что грустно сделать такое открытие и потерять надежду увидеть когда-нибудь ужасных волшебниц, крутящих страшные тряпки в тумане ноябрьских ночей, при слабом мерцании нарождающейся луны, дробящейся в воде. Один из моих друзей, человек, в котором более ума, нежели смысла, и, по правде сказать, сильно расположенный к пьянству, человек очень храбрый, когда дело касается действительности и легко поддающийся суеверному страху, два раза в жизни видел волшебных прачек и рассказывал о них с величайшим страхом.

Однажды вечером, часов в одиннадцать, проходя по живописной дороге, которая бежит, извиваясь и так сказать, прыгая по окраине волнистого Ормусского оврага, он приметил на берегу источника старуху, в молчании колотившую и выжимавшую белье. Об этом источнике ходила дурная молва, но он, ничего не подозревая, сказал старухе: «Тетка, что так поздно моешь?» Старуха ничего не отвечала. Полагая, что она глуха, он подошел к ней ближе. В то время луна была в полном блеске, и источник сверкал как зеркало, так что он ясно мог рассмотреть лицо стиравшей женщины и убедился, что оно ему совершенно незнакомо. Это очень удивило его: проведя в деревне всю жизнь, охотясь и прогуливаясь по окрестностям, он знал в лицо всех жителей на несколько миль в окружности. Вот слово в слово его рассказ о том, что он чувствовал, встретясь с такой ретивой прачкой: «Мне пришло в голову поверье о ночных прачках лишь тогда, когда я потерял старуху из виду, а до этого я и не думал о них никогда, не верил в них и подошел к старухе без малейшего страха. Но её молчание, её равнодушие при приближении нового лица придали ей в моих глазах вид существа неземного. Если она от старости потеряла слух и зрение, то каким образом достало у неё силы прийти издалека и мыть белье в позднюю ночь, в одном из самых холодных источников, и работать с такой силой и деятельностью? Как хотите, это заслуживало внимания. Но более всего меня изумило то, что происходило во мне самом: то был не страх, а чувство непобедимого отвращения. Когда я прошел мимо неё, она даже не повернула головы. Только придя домой, стал я думать о ночных прачках, и, признаюсь откровенно, мне сделалось ужасно страшно. Вернуться назад я, кажется, не согласился бы ни за что на свете».

В другой раз приятель мой проезжал близ прудов Тев е́: он возвращался из местечка Лимьера, где, как он заверял меня, ничего не ел и не пил, что, впрочем, очень сомнительно. Он был один, в кабриолете с собакой. Лошадь его так устала, что он вышел из экипажа и очутился на дороге, близ рва, где три женщины мыли, колотили и выжимали белье со страшной быстротой, в совершенном молчании. Собака вдруг прижалась к нему и перестала лаять. Он прошел мимо, не обратив на них внимания, но, сделав несколько шагов, он услыхал, что сзади него кто-то идет, и увидел на земле, у своих ног, необыкновенно длинную тень. Он обернулся: одна из женщин следовала за ним, остальные две шли на некотором расстоянии, как бы готовясь, в случае нужды, подать ей помощь. «На этот раз — говорит он — мне тотчас пришли в голову прачки. Но мысль эта подействовала на меня совершенно иначе, нежели в первый раз. Женщины были так высоки ростом, а та, которая следовала за мной, лицом, ухватками и походкой так походила на мужчину, что я был уверен, что это все проделка деревенских шутников, а может быть и просто мошенников. В руках у меня была добрая дубина. Я повернулся к ней и сказал: «Что тебе нужно?» Ответа не было. Так как они не нападали на меня, то и я сам не имел повода напасть на них и, преследуемый неприятной спутницей, поспешил догнать кабриолет, опередивший меня на значительное расстояние. Она не говорила ничего и, казалось, наслаждалась только моим страхом. Я держал по-прежнему палку наготове, чтобы раздробить ей голову при малейшем её прикосновении. Так дошел я до кабриолета вместе с трусливой собакой, которая прыгнула в него вслед за мной. Тут я обернулся, но на дороге никого не было, хотя до этой минуты я явственно слышал за собой шаги и видел на земле тень. Только в шагах тридцати от кабриолета, на том самом месте, где я вышел из экипажа, увидел я, как эти три длинные прачки прыгали, плясали и кувыркались в исступлении на краю рва».

Я передаю вам эту историю точно так, как она была мне самому рассказана, а она была рассказана с самой простодушной уверенностью. Если хотите, можете принять ее как пример обмана чувств.

Окончу рассказ мой поверьем о вязе Рат о́, великолепном дереве, существовавшем еще во время Карла VII. Как всякий вяз, он издали не очень роскошен и ветви его похожи на грабли, именем которых он и назван [2] Les râteaux ( фр .) — грабли. . Но это только случайное совпадение с поверьем, давшим ему это имя. Вблизи он очень величествен по своему высокому стволу, изборожденному молниями. Он как памятник стоит на широком перекрестке общественных дорог. Эти дороги, широкие как луга, беспрестанно общипываемые стадами пролетария, покрыты низенькой травой, терновником и репейником. Равнина стелется далеко; она свежа, хотя и нага, но печальна и утомительна, несмотря на своё плодородие. Деревянный крест стоит на каменном пьедестале — последнем следе, оставшемся от четырех старинных статуй, исчезнувших после 93 года. Общественная дорога, по которой теперь встретишь одних только пешеходов, да изредка проедет мельник или жандарм на лошади, была некогда одним из главных путей сообщения центральной Франции. Ее до сих пор называют еще дорогой англичан. Она была путем военным: по ней шли войска, вторгнувшиеся во Францию, — войска, которые Дюгеклен прогнал по ней же назад, освободив Сент-Север, последнюю крепость, находившуюся в их власти.

Подробностей этих нет ни в одной истории: они сохранились только в предании. Теперь я расскажу само поверье о вязе Рат о́ — поверье занимательное, несмотря на неприятные свойства животных, играющих в ней роль.