Илья Штемлер - Архив

– Нет, пожалуй, я сам, – у Мирошука созрела идея. – Просто, если придет кто, спросит. Фамилия ее Варенцова. Ксения Васильевна. Скажите – сумка у директора, в полной сохранности.

– Чё? Не доверяете? – обиделся Колыхалло. – Тот раз ваша секретарша шум подняла, мол, дежурные у нее чай сперли.

– Бросьте, бросьте. У меня план изменился. Надо повидать эту женщину, и все, – проговорил Мирощук.

– Воля ваша, – кивнул милиционер. – Скажу, если надойдет.

– И ладно. А чайник так не оставляйте. Самый враг архива – плесень.

– Тю! Шо он там дает за эту плесень? Весь монастырь цветет, ремонту треба. А тут чайник, с гулькин нос… Послежу, если на то ваше желание.

Мирошук попрощался с дежурным за руку, пожелал спокойной ночи и вышел.

После ярко освещенной служебки вечер ослепил темнотой. Мирошук постоял, дожидаясь, пока обретут очертания контуры улицы. И тут заметил маячившую невдалеке чем-то знакомую фигуру. То ли цвет непокрытых волос проявлял рыжину в проступившей белесости вечерней улицы.

– Колесников, что ли? – опознал Мирошук.

– Колесников, – нехотя подтвердил Колесников и без особого усердия шагнул навстречу.

– Что вы тут делаете?

– Боюсь завтра на работу опоздать, – буркнул Колесников.

– А? Похвально, – серьезно ответил Мирошук. – Ждете кого? Все вроде разошлись.

– Жду, – помедлив, ответил Колесников. – Договорились.

– Ждите, ждите, – Мирошук помялся. Порыв, что овладел им в безмолвном зале, продолжал распирать душу благородством, в то же время гордыня сдерживала его, как бы набрасывая уздечку. – Вы не знаете, что там произошло, на собрании… Я так и не понял.

– Я тоже не разобрался, – уклонился Колесников.

– Жаль, – поморщился Мирошук. – А насчет ваших претензий, Евгений Федорович, мы подумаем на дирекции. Софья Кондратьевна человек хоть и горячий, но здравомыслящий.

Колесников не поблагодарил, лишь сдержанно кивнул, мол, слышу, посмотрим, не в первый раз обещают.

Мирошук надулся и, не простившись, отошел.

Фонари уже распустили свои прозрачные юбки, и улицы обрели привычный вечерний облик – с магазинами, толпой, транспортом.

«А может быть, пустое все это? – червячком шевельнулась мысль в голове Мирошука. – Не валять дурака – сесть сейчас в трамвай и домой, а?!»

Мирошук знал, что Гальперин живет в каком-то из двух девятиэтажных домов, еще довоенной застройки, что выходили фасадом на площадь Труда. Вспомнил, что Гальперин не раз поминал магазин в первом этаже своего дома. Действительно, в первом этаже ближайшего дома размещался гастроном. Мирошук миновал арку и очутился в просторном дворе, часть которого захламили ящики, бочки, коробки и прочая дребедень.

Мирошук решил подойти к освещенному подъезду и достать наконец записную книжку, где значился адрес Гальперина. И тут он увидел рядом с подъездом машину «скорой помощи». Совершенно убежденный, что «скорая» вызвана к Гальперину, он замер в растерянности, невольным движением забираясь в тень, что падала от широкого козырька. Еще эта сумочка, что уродливо оттопыривала карман плаща… Мирошук простоял несколько минут.

Раздался стук дверей, из подъезда вышли два молодых человека в белых халатах, с чемоданчиками в руках. Громко переговариваясь и смеясь, они направились к машине. Остановились, достали сигареты. Мирощук, пользуясь заминкой, шагнул к молодым людям.

– Простите… Вас вызывали к Гальперину? Илье Борисовичу? Что-нибудь серьезное?

Один из врачей высек огонь из зажигалки, протянул зажигалку товарищу, прикурил сам, мельком оглядел Мирошука и ответил:

– Все в порядке, папаша. Все в порядке!

Подобрав полы халатов, молодые люди поочередно влезли в машину. Подмигивая поворотным сигналом, словно раздувая щеку, машина круто взяла с места и вырулила по дуге к арке ворот.

У дверей лифта собралось довольно много людей, и Мирошук решил подняться по лестнице, да и невысоко – четвертый этаж.

С каждой ступенькой его ноги тяжелели, а движения становились вялыми. Пыл, с которым он сюда шел, угасал, а о благородном порыве напоминала лишь сумочка, что камнем оттягивала карман и при движении задевала рукав плаща, вызывая раздражение.

Мысль, что, казалось, червячком проникла в мозг, занимала Мирошука все больше и больше, набухая подобно дождевому червю, и теперь, на лестнице, где-то между вторым и третьим этажом, полностью подчинила себе сознание. Нет, никаких не может быть случайностей. Наивно думать, что всем все «без разницы». Если все происходит так, как происходит, стало быть, кому-то это нужно. Все предопределено в этом мире, и не ему ломать это предопределение.

Маленькая дамская сумочка, казалось, росла в кармане. Вот она уже прорвала ткань и, увеличиваясь в размерах, превращалась в громоздкий неудобный баул.

Мирошук повернулся и решительно зашагал по лестнице вниз, перескакивая ступеньки и обкладывая себя нелестными словами. А баул, нет, уже не баул, а чемодан, казалось, путался в ногах, больно бил углами по коленям.

Вся эта затея выглядела настолько наивно и глупо, что Мирошук мог определить цвет этого фантастического чемодана, казалось, чемодан шаркает по стене подъезда, оставляя темно-коричневые струпья кожимита.

Очутившись внизу, Мирошук толкнул дверь подъезда, выскочил во двор и, обегая, словно капканы, пустые ящики и бочки, бросился к арке и вон, на улицу.

Колесников пересек мостовую, встал спиной к каменной балюстраде набережной. Ему почудилось, что в освещенных угловых окнах третьего этажа мелькнула тень. На самом деле никакой тени быть не могло, в этом он давно убедился, а стоял просто так, не зная, куда себя деть. С уходом директора из помещения архива можно определенно сказать: кроме дежурного милиционера и кота Базилио, ни одной живой души. А свет в комнате Чемодановой горел, потому как его забыли выключить.

От реки пахло плесенью, сырой, морозной, предваряющей скорый ледостав. Утром лужи остужала льдистая корка.

Колесников зиму не любил, возникали проблемы с теплой одеждой. Бр-р-р… Подняв молнию куртки, он достал из кармана вельветовую кепку, упрятал под нее свои вихры и пошел вдоль парапета. Несколько раз он еще обернулся на светящиеся окна третьего этажа. Добрался до львов, что слепо пялились в черную воду реки, тронул ладонью холодный камень хвоста, попрощался и свернул на Речной проспект.

Несколько раз он останавливался у автомата, набирал домашний телефон Чемодановой, и каждый раз ему отвечали, что ее нет.

Куда же она могла подеваться?! И вообще, как он ее проглядел? Он не думал о том, что она избегала общения, вернее гнал это от себя, продолжая звонить… Решил, надо взять себя в руки, позвонить из дома. Хорошо бы тетка где-нибудь задержалась, а то будет потом переспрашивать каждую фразу – кому звонил, зачем? Разве поговоришь в такой обстановке? Колесников давно мечтал поставить в своей комнате второй аппарат, да сдерживался. Сам аппарат он бы еще раздобыл, хотя бы списанный, у мастеров, незадорого, но боялся, что тетка станет подслушивать разговоры, мало ему и без того скандалов.