Илья Штемлер - Архив

Давно Брусницын не испытывал такой апатии. Вернулся домой. Зоя встретила его упреками – вечно он где-то бродит, когда нужен. Или опять заглядывал в «Старую книгу»? Конечно, деньги завелись. А тут Катькина школьная врачиха в гости приглашает, муж вернулся, хотят отметить… «Варгасов, что ли? – пролепетал ошарашенный Брусницын, и, собираясь, он не преминул попенять жене, хотелось как-то унять волнение: – Хорошо ты увязываешь свои принципы, удобно, – канючил он. – То устраиваешь мне выволочку за Гальперина, то летишь на вечеринку по случаю выхода преступника из тюряги». Но Зоя его отбрила: «Человек вышел из заключения, он уже не преступник. И потом, мы там вкусно поедим, черт бы тебя побрал с твоей зарплатой. Хорошо, хоть шубу выкупили из ломбарда. Интересно только, где ты деньги взял?» – «От твоих упреков и на большую дорогу выйдешь», – уклончиво ответил тогда Брусницын. А жаль, надо было признаться, что влез в новый долг, на этот раз к подсобному рабочему Хомякову. А почему не признался? Постеснялся. Самый сильный стыд это стыд перед близкими людьми. Брусницын был не в силах перечить Зое, несмотря на то что после истории с Гальпериным с ним несомненно что-то стряслось, точно высунулся наружу чертик, таившийся много лет. Визит к Варгасову тяготил Брусницына не только перспективой унизительной просьбы, но и вероятной встречей с Хомяковым. И верно, Хомякова он увидел сразу. Тот стоял в прихожей под нетерпеливым взглядом какой-то старушенции. Заметив Брусницына, Хомяков пьяно поздоровался и произнес:

– Вот, Дарья Никитична, надо было вам с Анатолием Семеновичем иметь дело в архиве. А вы на Чемоданову наскочили.

– Будет тебе, Ефимка. Справку свою получила и ладно. А ты шел бы домой, надоел, – ответила старушенция.

Брусницын сухо кивнул, снял пальто, повесил на крючок. Помог и Зое управиться со своей шубой, пахнувшей нафталином… Более он с Хомяковым в тот вечер не встречался – то ли сам ушел Хомяков, то ли выперли за раннее пьянство. А вот Веню Кузина, врача, он приметил. Тот сидел среди гостей, в углу стола, и, помахав чете Брусницыных рукой, что-то шепнул сидящему рядом черноволосому мужчине лет пятидесяти. Черноволосый посмотрел на Брусницына, улыбнулся, показывая крепкие широкие зубы, и жестом пригласил осваиваться, не стесняться. «Варгасов!» – решил Брусницын, мужчина ему понравился.

Брусницыных усадили на мягкие плюшевые стулья с изогнутыми спинками красного дерева. Пододвинули тарелки, поставили рюмки с бокалами… Освоившись, Брусницын оглядел стол и оробел. Боже ж ты мой, чего только, оказывается, не родит родная земля, чего не производит?! Что ж, надо приступать, подумал Брусницын в полной растерянности – с чего начать.

«Ты начни с меня, – шепнула Зоя. – Положи мне красной рыбки. И салат из креветок, да икорку не забудь, черную, она ближе», – Зоя ориентировалась быстро. Брусницын великодушно, но не без досады, справился с заданием и остался один на один со своими интересами. Он с нетерпением пережидал очередное словоизлияние, славящее достоинства хозяина дома, выбирая глазами, что бы еще умять, и, едва опрокинув рюмку, бодро наседал на следующее неизведанное блюдо. Так, путем проб и ошибок, он остановил выбор на жареном судаке и домалывал третий кусок, когда тамада Веня Кузин предложил и ему произнести тост. «Вот те на!» – испуганно подумал Брусницын, вращая глазами, как кролик, схваченный за уши. Он поднялся под развеселыми взглядами почти трех десятков гостей, в костюмчике-букле с пионерским хлястиком и голубой в искорку сорочке. А на него в благосклонном ожидании смотрели прекрасно одетые незнакомые мужчины и женщины, уверенные в том, что случайных людей в этом доме не бывает…

– Я работаю в архиве, – выдавил Брусницын.

– Где, где? – послышались голоса.

– В архиве! – с хмельным вызовом выкрикнула Зоя, словно хотела подчеркнуть, что не все прощелыги, есть и труженики.

Брусницын приободрился. Ему хотелось понравиться хозяину дома, был свой интерес.

– Я работаю в архиве, – повторил он окрепшим голосом. – И смею вас заверить, встречал в документах описание многих диковинных яств. Предки наши умели потчевать друг друга.

– И было чем, – одобрили голоса.

– И было чем, – повторил Брусницын. – Так вот, я хочу выпить за тех, кто сегодня нам преподал урок того, что реальность куда более впечатляюща, чем любой документ, – и он повел рукой в сторону хозяина дома и его круглолицей жены.

Этот тост ему и припомнил Варгасов. Потом, когда поутихли чревоугодные страсти и гости отвалили от стола.

– А вы, Анатолий Семенович, хитрец, – Варгасов дружески обнял оробевшего Брусницына за мягкие покатые плечи и повел в свой кабинет. – Ловко вы меня достали своим тостом, изящно.

– Что вы, Будимир Леонидович, – убито произнес Брусницын. – Я и не думал, тем более…

– Тем более, что у вас есть ко мне щепетильный разговор, – подхватил Варгасов и засмеялся.

Брусницын вздохнул, с надеждой и облегчением.

Кабинет произвел впечатление. Старинный стол на резных округлых ножках был завален папками, вырезками, книгами. Письменный прибор с двумя массивными чернильницами под куполками добротной бронзы с болотной патиной, что отгораживали фигурку маленького императора со скрещенными на груди руками и треугольной шляпой у ног. Дерево за спиной императора служило пеналом, а из шляпы торчали резинки. Пресс-папье, настоящее пресс-папье с ручкой-колоколом, такое не часто встретишь в современном доме. И вообще весь кабинет, с тяжелым гардинным штофом, с рядами книг, изысканных, с золочеными корешками, бронзовым ветвистым деревом-светильником под темно-зеленым гамбургским стеклом, выглядел давно забытой оперной роскошью… Брусницына кабинет смутил, он как-то не ожидал такой изысканности в доме человека с сомнительной репутацией. «Неужели он так нуждается в моих пяти сотнях? – подумал Брусницын. – Ну и сквалыга. С чего же начать?» – злость й зависть спутали мысли, он даже прикрыл глаза.

– Мне передал наш общий знакомый Хомяков, что у вас сегодня сложности с деньгами, Анатолий Семенович, – мягко произнес Варгасов.

Брусницын криво усмехнулся и жалко повел плечами.

– Допустим, не только сегодня, – проговорил он. – Понимаете… оклад скромный. И жена работает бухгалтером. – Он слышал свой жидкий, чужой голосок и был противен сам себе. – Жду повышения, есть надежда. Замдиректора по науке уходит на пенсию.

– А вы его подталкиваете, – обронил Варгасов.

В его тоне улавливалась нотка брезгливости, тихая, незаметная, словно звук пикколо в большом оркестре.

Ах, этот сплетник Хомяков, обомлел Брусницын и пробормотал, оправдываясь:

– Почему же так? Я…