Исаак Башевис-Зингер - Страсти и другие рассказы

Из рассказов Ханки я заключил, что она хорошо их знает и предупредила о моем визите. Но теперь мне стало казаться, что она здесь тоже впервые.

— Ехиель, — сказал я, — я твой двоюродный брат Исаак, сын Батшебы. Мы когда-то виделись в Тишевице, а потом в Варшаве.

— Si.

— Ты меня узнаешь?

— Si.

— Ты забыл идиш?

— No.

Идиш, по-видимому, он и вправду не забыл — он забыл, как разговаривают. Он клевал носом и зевал. Мне приходилось вытягивать из него буквально каждое слово. На все мои вопросы он отвечал либо «Si», либо «No», либо «Bueno». Ни он, ни его жена даже не попытались что-нибудь предпринять, чтобы мы могли сесть. Чаю нам тоже не предложили. Несмотря на свой не слишком высокий рост, я почти упирался головой в потолок. Ханка молча прислонилась к стене. Ее лицо стало непроницаемым. Я подошел к жене Ехиеля и спросил:

— У вас остались какие-нибудь родственники во Фрамполе?

Она долго молчала, но потом все-таки ответила:

— Никого.

— Как звали вашего отца?

Она задумалась, словно припоминая:

— Абрам-Итче.

— Кем он работал?

Снова повисла долгая пауза.

— Сапожником.

Через полчаса я устал вытягивать ответы из этой неразговорчивой четы. У меня не получалось изменить окружавшую их атмосферу безнадежной унылости. Когда я обращался к Ехиелю, он каждый раз вздрагивал, словно я его разбудил.

— Если захочешь со мной связаться, я живу в гостинице «Космополитан», — сказал я наконец.

— Si.

— Спокойной ночи, — сказал я.

Жена Ехиеля не проронила в ответ ни единого звука, а сам Ехиель пробормотал что-то невразумительное, откинулся на спинку стула и, как мне показалось, захрапел. Когда мы вышли на улицу, я сказал:

— Если такое возможно, возможно всё.

— Не надо было приходить к ним так поздно, — сказала Ханка. — Они оба нездоровы. У него астма, у нее — больное сердце. Я, кажется, вам говорила, что они познакомились в Освенциме. Вы заметили номера у них на руках?

— Нет.

— Тот, кто хоть раз смотрел смерти в лицо, навсегда становится мертвым.

Я и раньше слышал эти слова от Ханки и от других беженцев, но сейчас на этой темной улице они заставили меня вздрогнуть.

— Кем бы ты ни была, будь добра, поймай мне такси, — попросил я.

— Si.

Ханка обняла меня, прижавшись ко мне крепко-крепко. Я стоял не двигаясь. Мы оба молчали. Начал накрапывать мелкий, колючий дождик. Кто-то выключил свет в доме Хулио, и на улице стало темно, как в Тишевице.

Наступили ясные, солнечные дни. Небо было чистым и по-летнему голубым. Пахло морем, манговыми и апельсиновыми деревьями. Лепестки падали с ветвей. Легкий ветерок напомнил мне Вислу и Варшаву. Вместе с погодой стали лучше и мои дела. Всевозможные организации засыпали меня просьбами выступить перед ними и устраивали приемы в мою честь. Школьники приветствовали меня песнями и танцами. Было немножко странно наблюдать такую суету по поводу приезда писателя. Но я объяснил этот слегка чрезмерный энтузиазм тем, что Аргентина довольно изолированна и поэтому радуется любым гостям.

— Это все потому, что вы избавились от Ханки, — сказал мне Хацкель Полива.

Но это было неправдой: я не избавлялся от нее. Наоборот, я искал ее. После нашего посещения Хулио Ханка исчезла. А у меня не было никакой возможности с ней связаться. Я не знал, где она живет, я даже не знал ее фамилии. Во время наших встреч я много раз просил ее оставить мне свой адрес и телефон, но она так этого и не сделала. Хулио тоже не объявлялся. В разговорах с разными людьми я неоднократно пытался описать ту улочку, где мы были, но никто не мог понять, что я имею в виду. Я пролистал всю телефонную книгу, но Хулио в ней не было.

Однажды я вернулся в гостиницу довольно поздно. И как всегда — это уже вошло у меня в привычку — вышел на балкон. Дул холодный ветер, в котором ощущалось дыхание Антарктики и Южного полюса. Я поднял глаза и увидел звезды. Отдельные созвездия были похожи на согласные, гласные и музыкальные значки, которые я когда-то заучивал в хедере: алеф, хэй, шурук, сегол, цейре. Серп луны был обращен внутрь и, казалось, готов к небесной жатве. Южное небо выглядело странно близким и в то же время божественно далеким и напоминало некую космическую книгу без начала и конца, прочесть и оценить которую может лишь ее Создатель. Я мысленно обращался к Ханке: «Почему ты покинула меня? Вернись, где бы ты ни была. Мир без тебя пуст. Ты незаменимая буква в Господнем свитке».

Освободился зал в Мар-дель-Плата, и мы с Шацкелем Поливой отправились туда. В поезде он сказал:

— Возможно, вам покажется это странным, но здесь, в Аргентине, коммунизм — развлечение для богачей. Бедняк не может оказаться членом компартии. Не спрашивайте меня почему. Вот так, и все. Обеспеченные евреи, владельцы вилл в Мар-дель-Плата — собственно, именно они и придут на вашу лекцию, — все леваки. Кстати, сделайте мне одолжение, не говорите сегодня о мистике. Им до нее дела нет. Они без конца болтают о социальной революции, хотя, если такая революция произойдет, сами же станут ее первыми жертвами.

— А разве это не мистика?

— Возможно, но мне бы не хотелось, чтобы ваша лекция провалилась.

Я послушался совета Поливы и не стал говорить о нематериальных силах. В конце выступления я прочитал один из своих юмористических рассказов. Когда я предложил задавать мне вопросы, встал один старик и спросил о причинах моего увлечения сверхъестественным. Вскоре вопросы на эту тему посыпались со всех сторон. В тот вечер богатые евреи Мар-дель-Плата продемонстрировали неподдельный интерес к телепатии, ясновидению, дибукам, предчувствиям и перевоплощению. «Если существует жизнь после смерти, почему убитые евреи не мстят нацистам?» «Если есть телепатия, зачем нужны телефоны?» «Если можно мысленно влиять на неодушевленные предметы, почему хозяева казино получают такие высокие прибыли, хотя их шансы на выигрыш лишь ненамного выше шансов посетителей?» Я отвечал в том смысле, что, если бы наличие Бога, души, загробной жизни, особой силы провидения и всего остального, что имеет отношение к метафизике, было научно доказано, человек лишился бы своего величайшего дара — свободного выбора.

Ведущий объявил, что следующий вопрос — последний, и какой-то молодой человек спросил:

— А у вас есть собственный опыт такого рода? Вы сами когда-нибудь видели привидение?

— Все мои столкновения с подобными явлениями всегда можно было истолковать по-разному, — ответил я. — Ни одно из них не могло служить абсолютным доказательством. И однако, моя вера в нематериальное со временем только окрепла.

Раздались аплодисменты. Я начал раскланиваться и благодарить аудиторию за внимание и вдруг увидел Ханку. Она сидела в зале и хлопала. На ней было все то же черное платье и черная шляпа, в которых она всегда являлась на наши свидания. Она улыбнулась и подмигнула. Я остолбенел. Неужели она последовала за мной в Мар-дель-Плата? Я снова взглянул в ее сторону, но ее уже не было. Очевидно, это была галлюцинация. И продолжалась она всего лишь миг. Но я не забуду этот миг до конца своих дней.