Алексей Будищев - С гор вода

— Не бойтесь, мы не сделаем вам ничего худого. Мы только возьмем немного денег у Лярских…

— Ба… ба… ба… — шептала старуха и раскачивала головой.

Петруша быстро прошел мимо нее в комнаты. В прихожей кубарем под его ноги подкатилась с неистовым лаем «Помадка», но, обнюхав его колени, вдруг замолчала. Снова залаяла, косясь на его маску, но уже совсем без злобы. И даже, хотя и нерешительно, повиляла хвостом.

— Кто там? — послышалось из столовой.

Петруша вынул из кармана револьвер, поправил на лице маску и в два шага переступил порог столовой.

— Ни с места! Молчание! — произнес он, делая свой голос хриплым и грубым, совершенно так же, как он произносил эти слова дома, разучивая перед зеркалом свою добровольную роль.

— Ни с места! — повторил он свой окрик.

Впрочем, старухи и без того не двигались, словно замерзнув в своих креслах. Глашок уронила на пол свое вышиванье. Дашок истерично моргала обоими веками. Только кот, презрительно щурясь, едва удостоил окинуть ленивым взором странного и грозного посетителя.

— Действую именем партии! — грозно заявил Петруша. — Мне надобны ваши деньги, сколько их у вас найдется! Все без утайки! Повинуйтесь, ибо сопротивление бессмысленно! — высыпал он целым ворохом.

Старухи безмолвствовали. Ластясь к коленам старух, совсем радостно залаяла «Помадка», точно хотела разоблачить перед хозяйками тайну пришельца.

«Не бойтесь, это только Петруша», — точно сообщала она хозяйкам своим веселым лаем, и пробовала даже улыбнуться, подбирая седеющую щеку и обнажая желтые поломанные зубы.

Между тем Глашок как будто несколько пришла в себя и поняла, чего от нее требовал страшный посетитель. Вздрагивающей рукой она оправила на себе юбки, почему-то поспешно перекрестилась и, привстав с кресла, направилась шмыгающей походкой к пузатому комоду, выпятившему свой лоснящийся живот тут же, у стены столовой. Открыв верхний ящик, она долго рылась в нем, в то время как Дашок все еще потерянно моргала обоими веками, а Петруша стоял посреди столовой в горделивой позе, желая всем своим видом изобразить холодно-непреклонную волю и презрение к жизни.

«Ни один мускул его лица, полуприкрытого изящной полумаской, не дрогнул, — точно читал он по книжке, — а его благородная поза говорила о каменной воле»…

— Вот вам… деньги… четыреста пятьдесят ру… — проговорила Глашок, приближаясь сбивчивой походкой, придерживая в руках кипочку денег.

Петруша с достоинством поклонился и протянул руки.

«Что мне сказать им?..» — думал он.

Старуха пожевала губами.

— Денег нам… не жалко… — вновь заговорила она, — пусть… четыреста пятьдесят нас не разорят… что же? Но нам жалко вас… вы еще юноша…

«Что ей мне сказать?» — почти впадал в отчаяние Петруша.

— И что вас ожидает… если вы не образумитесь… — все жевала губами старушка, — подумайте!.. Юноша… юноша…

Петруша спрятал деньги в карман. «Так ли я поступаю», — мелькнуло в нем.

Выпрямившись, он произнес:

— Сударыня, мы подчиняемся верховному комитету беспрекословно.

— Караул! Грабят! — вдруг истерично взвизгнула Дашок в своем, кресле и неистово заколотила ногами об пол.

Проснувшийся попугай задавленно выкрикнул в своей клетке:

— Га-аспадин Кро-о! Та-ак, так, та-ак!

Снова неистово залаяла «Помадка». А потрясенный и выбитый из колеи всеми этими неожиданностями Петруша вдруг услышал звонкий возглас Верхолетова:

— Спасайся, кто может!

Петруша сразу оцепенел. Его ноги обдало холодом.

— Ай-ай-ай! — истерично визжала Дашок.

«Надо бежать», — подумал Петруша.

«Ну, беги же, беги же», — приказывала ему мысль.

Глашок жевала губами, точно еще желая говорить и говорить.

Петруша рванулся с места и тут же услышал негромкий хлопок револьверного выстрела где-то недалеко, вероятно около парадной двери. Послышались жалобные возгласы Федосеевны. Петруша бросился в прихожую.

— Петров! Сидоров! Карпов! Как тебя? — звучал у парадной двери зычный голос.

— Казанская Божия Матерь! Печерские чудотворцы, — жаловалась Федосеевна.

Послышалось бряцание сабли.

«Проход занят неисчислимым неприятелем», — подсказало Петруше воображение.

Он повернул назад мимо плачущих уже теперь старух.

— Га-аспадин Кро! — надменно выговаривал попугай.

«А черный ход заперт мною самим, — пришло в голову Петруше, когда он был уже в кухне. — Каким же образом выбраться отсюда?» — на мгновение застыл он в тяжком недоумении.

— Так, так, так, — точно хвастался попугай.

«В сенях есть ход на чердак, — осенило Петрушу. — Очень, очень просто! Выбраться можно!»

Он бросился вправо, едва не ударившись лбом о косяк. Наскочив тут же еще на какое-то препятствие, он догадался сорвать с лица теперь уже мешавшую ему маску. И увидел лестницу вверх. Весь припав к ступенькам, он взбежал в несколько прыжков в холодную темноту.

«Чердак», — подумал он.

Осторожно минуя поперечные брусья, он сделал еще несколько шагов и через слуховое окно выполз на крышу. Оглядел, припадая к железу, двор. Но все было тихо на пустынном дворике. И ни единого намека на опасность не выдал мягко шелестевший сумрак. Безмятежное небо благословенно светилось.

«Надо укрыться пока в старой теплице, внимательно исследовать окрестности и затем предпринимать что-либо решительное», — подсказал Петруше капитан Майн-Рид.

Крадучись, как кошка, Петруша прополз на животе, мягко сбросился с крыши дома и пронырливо юркнул в открытую дверь теплицы. И тут же чуть не сбил с ног Верхолетова. Тот стоял, припав к косяку, с револьвером в руке и уже без маски. Его лицо белело в сумраке, и он как будто вздрагивал.

— Это ты? — вздрогнув, спросил он Петрушу.

— Это ты? — спросил и Петруша Верхолетова.

И на мгновение примолкли оба, не находя слов, растерявшиеся.

Однако Верхолетов превозмог волнение и, сделав губы трубой, хотел улыбнуться.

— Кабалеро! — попробовал он пошутить. — Мы как будто окончательно гибнем! — Его голос срывался, не поддаваясь шутке, и толстоватые губы вздрагивали. — Кабалеро, может быть, нам осталось жить несколько часов! — добавил он с искреннею грустью и тем же колеблющимся голосом.

Петруша ничего не понимал и глядел в глаза товарища молча и весьма робко.

— Что такое, собственно, произошло? — спросил он затем.

— Собственно произошло то, что к старухам Лярским приехал погостить их брат, капитан Лярский, с братом своей жены, подпоручиком Котельниковым и с денщиком Сидором. Котельников-то и стрелял в меня, но дал промах!

— А Гринька? — справился Петруша.

— А Гринька, завидев их, не свистнул резким, металлическим свистом, а закричал по-сорочьи; верно, думал, что так красивее и интереснее. А затем тихонько утек. Подвел нас этот дурак, — горько вырвалось у Верхолетова, — и мы гибнем!