Вилли Бредель - Отцы

— Только ты бы ему еще сказал, — вставил толстяк Антон, с трудом шевеля губами, так как он никогда не расставался с наусниками, — все, мол, зависит от того, как вы поведете себя перед праздником, то есть от наградных.

Снова раздался громкий взрыв смеха.

Но Карл Брентен серьезно, даже торжественно ответил:

— Не-ет, никаких вымогательств! Это было бы ниже нашего достоинства!

С Людвигом Хардекопфом с некоторых пор произошла загадочная перемена: он не брал в рот ни капли спиртного, отказался от курения, хотя и был завзятым курильщиком, купил себе зеленую грубошерстную куртку и каждое воскресенье спозаранку уходил из дому на целый день, — он стал членом общества «Друзья природы». Фрау Хардекопф это превращение тревожило, ее мужа — нисколько. Незадолго до того он обнаружил у сына объемистый том «Естественный образ жизни», где, по его мнению, излагались вполне разумные взгляды. Другая книжка была озаглавлена: «Растительная пища как основа нового мировоззрения». Особенно насмешила старика брошюра «Суд над мясоедением». В то время как один из сыновей, по-видимому, интересовался только танцульками, женщинами и модными песенками, до одури напевал и насвистывал «О Сусанна, жизнь на радость нам дана» или «Мари дружок, милый зверек», — другой часами просиживал над такими книгами, как «С высот вегетарианства», читал об опасности прививок, об ужасах вивисекций, о губительных последствиях употребления алкоголя и никотина, а также о чудодейственных средствах от всех человеческих страданий и невзгод; средства эти были: оздоровительная близость к земле и создание сельских поселков, садоводство и движение «Друзья природы». Да, старого Хардекопфа радовало, что его сын ищет новых путей для улучшения и украшения жизни: в этом не могло быть ничего плохого. Поэтому он отвечал жене:

— Ничего дурного тут нет, Паулина. Все лучше, чем шататься по пивнушкам.

— Да, но как это парню ни с того ни с сего пришли на ум такие мысли?

— У нас на верфи много любителей природы, Паулина. Должно быть, он подружился с ними. По-моему, это очень даже разумно. Как проработаешь неделю в грохоте да в чаду, так прогулка за город — настоящий отдых, ванна для легких, как выражается Людвиг.

— Ты, стало быть, говорил с ним?

— Конечно, говорил. Я был бы рад, если бы Отто взял с него пример и меньше носился по танцулькам.

— А ты скажи свое веское слово, пусть бросит.

Веское слово! Хардекопф подумал о старшем сыне Эмиле. Да, тогда было сказано веское слово. К сожалению. И он ответил:

— Какой толк в веских словах? Ты все забываешь, Паулина, что они уже не дети.

Фрау Хардекопф еще за несколько недель начала готовиться к празднику: откладывала понемножку из расходных денег, купила подарки мужу и детям, ловко выпытала у соседки Рюшер, что могло бы ее порадовать. Предстояло сделать покупки на сбережения, внесенные в «Майский цветок». Людвиг, плативший в течение года по марке в неделю, собирался приобрести экипировку для экскурсий: грубошерстный костюм, плащ и крепкие башмаки. Отто, который к концу недели с трудом мог сэкономить каких-нибудь пятьдесят пфеннигов, мечтал о новом котелке, сорочках и паре лаковых туфель. А Фрицу, к пасхе кончавшему школу, нужен был костюм на выпускной вечер и особенно обувь.

Все еще не было решено, кем будет мальчик. Он по-прежнему желал стать моряком, но мать заявила, что все это «чепуха». Кто хочет иметь надежный кусок хлеба, должен изучить ремесло. Фриц же заранее ненавидел фабрику. Он рвался на простор; хотел повидать чужие страны, города. А был он самый хилый из сыновей Хардекопфа, мал ростом для своих лет и хрупок сложением. Этот бледный и худенький мальчик зачитывался романами и повестями, — увлечение, которого не разделял ни один из его братьев. Часами просиживал он на кухне у окна, мечтательно глядя на улицу. Если отец в воскресенье утром отправлялся на рыбный рынок в Альтону, его всегда сопровождал младший сын. Но шел он поглазеть не на диковинных рыб, а на корабли. Когда он прочитывал названия иностранных пароходов и портовых городов, из которых они вышли, его бледное лицо вспыхивало. Отец старался воздействовать на него уговорами: кто хочет стать дельным моряком, говорил он, должен стать судостроителем, — и Фриц уже почти согласился с ним.

В сочельник у Хардекопфов на ужин подавался традиционный карп. В этом году вся семья собралась у Фриды. Пока мать и дочь были заняты необходимыми приготовлениями: натирали хрен, чистили картофель, — Иоганн Хардекопф и Карл Брентен, признанные знатоки, отправились к Ломбардскому мосту, закупить карпов у альстерских рыботорговцев. Хардекопф взял с собой Фрица, Брентен — своего сына Вальтера.

По дороге тесть с зятем сразу же заговорили о том, что особенно волновало их в эти дни. Было почти определенно известно, что в Гамбурге, как всегда, будет баллотироваться Август Бебель; здесь уже много лет выбирали только социал-демократов. Предстояли массовые предвыборные митинги. После доклада Розы Люксембург гамбургские табачники выдвинули предложение пригласить в Гамбург для выступления на предвыборных собраниях, кроме Бебеля, Дица и Мецгера — теперешних и, надо надеяться, будущих депутатов, а также и молодого Либкнехта. Карл Брентен рассказал тестю, что на собрании профессионального союза он предложил пригласить и штутгартца Вильгельма Блоса.

— Мы у себя в цеху читали книги Блоса «История французской революции» и «История германской революции 1848 и 1849 годов». Теперь мы хотим взяться за новую книгу — о Парижской коммуне.

Хардекопф поднял голову.

— О Коммуне? Так, так.

— Я, видишь ли, того мнения, — продолжал Карл Брентен, — что следует больше внимания уделять политическому просвещению. Если в ближайшем будущем нам представится возможность взять в свои руки государственную власть, то от нас потребуются знания, и это касается не только руководящих товарищей, но и рядовых социал-демократов. Перед нами возникнут гигантские задачи. По-моему, мы на этот счет преступно беспечны. Предприятие вроде шаперовского, — ну, такое-то мы еще сможем вести. Я так вполне справился бы. Но заполнить своими людьми весь государственный аппарат и сохранить его — это уж будет посложнее, верно?

Хардекопф, молча слушавший зятя, выразил согласие энергичным кивком. «Как же я ни разу не подумал об этом, — мелькнуло у него в голове. — Карл прав, мы собираемся управлять государством, а как управлять, об этом и разговора нет. А ведь это самое главное».

Карл Брентен продолжал:

— Я решил, отец, вплотную и серьезно заняться политикой. Мне это кажется теперь важнее, чем… ну, да… чем «Майский цветок».

— Карл, — воскликнул обрадованный Хардекопф, — я давно собирался поговорить с тобой от этом. Но мне хотелось, чтобы ты сам додумался; будь я помоложе, я непременно поступил бы так, и, знаешь, вовсе отворачиваться от «Майского цветка» не нужно, но политика, работа в партии, в профессиональном союзе — она у нас в ферейне слишком уж на задворки задвинута.