Шалом Аш - Люди и боги. Избранные произведения

— Выпусти вдову из кутузки, говорю я тебе!

— Реб Исроел, посудите сами, она отнимает у меня заработок!

Реб Исроел не любил тратить лишних слов. Сказав это, он вернулся домой, а два дюжих молодца тем временем пришли к хасиду в кабак, выкатили на улицу две бочки со спиртом и вывернули краны: «Берите, мол, кто хочет!» И справили тогда евреи Койлерского переулка славную субботу, много пьяных валялось на улице, а шинкарю вдобавок наставили фонарей под глазами, пообещав на следующей неделе повторить — и поди жалуйся господу богу!

Войдет в дом к реб Исроелу увалень и остановится у большого шкафа.

— Ну, что скажешь, портновская голова? — спрашивает реб Исроел, награждая парня пощечинами. — Говорят, мать свою бьешь! А кто тебя кормил до сих пор? Другой чуть поперек ей молвит, за нож хватаешься?

— Реб Исроел, так ведь мать-то — моя! Мне можно, а другому — хворобу! Потроха выпущу! Не так ли, реб Исроел?..

— А тебе чего, детка?

— Да вон тот жук, у которого керосиновый склад, сулит мне красненькую, если я ночью перелезу через забор к его конкуренту, Иоськиному зятю, и устрою там «море разливанное» с бочками керосина.

— А я тебя вздую! Красненькую возьми, а ему кукиш покажи.

— Так он бумажку вперед давать не хочет.

— А ты скажи, чтобы он деньги у меня заложил, а сам ступай к Иоськиному зятю, — пусть он завтра поутру гвалт поднимет, мол, бочкам его глаза протерли… Я тебе красненькую отдам, а если этот жук потом к тебе придираться станет, дай ему в зубы!..

Приезжая в пятницу под вечер домой, реб Исроел садился на скамью, предварительно набив карманы медяками, и про себя молил бога: «Пошли мне, отец, людей, которым субботу не на что справить!» И не входил в дом, покуда не раздаст всю мелочь нищим. Затем, умывшись и надев субботний кафтан, отправлялся в молельню РИМа встречать субботу. Странники, проходившие по этим местам, специально останавливались в местечке, ожидая приглашения в гости к реб Исроелу на субботу. Вкус кугла [13] Кугл — субботнее сладкое блюдо. , которым угощали в этом доме, запоминался на целый год. Молельня всегда была набита такими «гостями». Реб Исроел становился у дверей и, зорко следя за тем, сколько гостей не получит приглашения (никто так не любит принимать субботних гостей, как мясники и рыбаки), всех оставшихся уводил к себе.

Число желающих заполучить гостя на субботу порой и было так велико, что служка молельни РИМа назначал даже цену, которую прихожанам следовало уплатить за возможность совершить богоугодное дело. «Три злотых за гостя!» — выкрикивал он. На следующий день, после службы, раввин читал прихожанам главу из «Мидраша» [14] Мидраши — сборники средневековых толкований библейских стихов. . У реб Исроела в такие минуты навертывались на глаза слезы. Потом он приглашал всех на субботнюю рюмочку водки с пряником и при возгласе «лехаим!» [15] Лехаим — за жизнь! (здравица.) стучал кулаком по столу, приговаривая:

— Пейте, люди добрые, за праотца нашего Иакова! За пророка Моисея!..

И в доме звенели окна от ударов кулаками по столу.

Реб Исроел мог самостоятельно прочитать раздел Пятикнижия [16] Пятикнижие — пять книг «Моисеевых», составляющие первый отдел Библии. , он и в комментариях Раши [17] Раши — рабби Шлойме Ицхаки (1040–1105), средневековый комментатор Библии и Талмуда. неплохо разбирался, покуда комментатор не забирался в дебри арамейского наречия. Комментатора Раши реб Исроел вообще очень любил. Он казался ему кем-то вроде всеобщего близкого родственника. И еще одного человека побил реб Исроел: царя Давида [18] Царь Давид — библейский царь, XI век до н. э. Традиция приписывает ему авторство псалтыря, в состав которого входят 150 псалмов. . Главы его псалтыря неизъяснимой сладостью растекались по жилам. Да и вообще царь Давид представлялся реб Исроелу простым и доступным человеком. Казалось, его можно запросто повстречать на улице, остановить и поздороваться с ним:

— Добрый день, уважаемый царь Давид! Как дела?

И начинается разговор о рынке…

Когда у реб Исроела подросла дочь, он отправился к раввину:

— Рабби, подберите мне зятя из ваших молодых людей.

Приняв зятя, он поселил его в своем доме навсегда: вот, мол, тебе еда и питье, вот тебе субботнее платье и карманные деньги, а ты сиди и изучай святую тору [19] Тора — Пятикнижие. .

К зятьям, сидящим над фолиантами, реб Исроел относился с большим уважением и ходил мимо них на цыпочках. Все самое лучшее и дорогое он приберегал для них. А заслышав, бывало, в своем доме чтение нараспев, старик плакал от радости, как дитя.

Сыновья реб Исроела отличались богатырским сложением. Их называли «жихлинской гвардией». Все они были уже взрослыми. Однако превзошел братьев самый младший, «поскребыш» Нотеле. Натан постоянно расхаживал с собакой Бореком, с овечкой Башкой и со свистком в кармане. На плече у него зачастую сидел голубь. Вся улица дрожала при виде его. В соломенной шапочке на макушке и с нагайкой в руке он становился у дверей и начинал посвистывать своим голубям, кружившим у него над головой. Юзефа выводила из конюшни его Буланого. И если конь был недостаточно вычищен, или грива коня не была расчесана и заплетена косичками с ленточками, Натан мог огреть Юзефу нагайкой, да так, что на полной розовой девичьей руке проступала кровь.

Юзефа была работницей у реб Исроела. Ее в свое время привезли из деревни, и она осталась в этом доме навсегда. Девушка она была крепкая, как железо, — под стать всей семье. В доме ее считали своим человеком. Она вмешивалась в разговоры, давала советы, сердилась, если что-нибудь было не по ней. Натан истязал ее, но она не сердилась на него. Только встряхнет, бывало, головой, так что волосы упадут на уши и на лицо, и скажет:

— Бей, если тебе так хочется!

А через полчаса, увидев его на коне, Юзефа становилась у двери, упершись руками в бока. Глаза ее, украшенные багровыми синяками, которые наставил ей Натан, улыбались, словно говоря: «Каков молодец! На коне-то как сидит!..»

Вернувшись, он подзывал ее. Поначалу она притворялась, будто не слышит, потом подходила, потупившись, и нехотя брала поводья из его рук.

Он подмигнет ей и поднимается на чердак, где у него голубятня. Юзефа отводит коня в хлев и встречается со сторожихой.

— Кто это тебя так разукрасил? — спрашивает та, указывая на лицо Юзефы.

— Тот, кому хотелось, а тебе — хворобу! — отвечает Юзефа, показывая кукиш, и быстро взбирается на голубятню.

Рядом с голубятней на чердаке хранился овес. Голуби так хорошо знали свое место, что куда бы их не уводили, они все равно прилетали сюда и усаживались на крыше. На другом краю города жил пекарь-поляк. У него была своя голубятня, и между пекарем и Натаном шла непрестанная война. Натан выпускал своих голубей, пекарь — своих. Случалось, что одна партия переманивала голубя из партии противника. Появлялась из другой партии голубка и начинала заигрывать с самцом, «уговаривать» его улететь вместе с ней…