Эрнст Гофман - Песочный человек и другие ночные этюды

Возможно, что Альбертина выйдет за добропорядочного референдария, как скоро ему удастся получить хорошее место. Ну что же, поживем, увидим.

Буря, предвестница приближающейся зимы, завывала за окнами. Черные тучи быстро неслись по небу, орошая землю шумными потоками града и дождя. Стенные часы пробили семь.

– Кажется, – обратилась полковница Б*** к своей дочери Анжелике, – мы сегодня просидим одни. В такую погоду вряд ли кто-нибудь из друзей надумает приехать в гости. Мне бы только хотелось, чтобы поскорее вернулся твой отец.

Едва она произнесла эти слова, как дверь отворилась, и в комнату вошел ротмистр Мориц Р***. За ним появился молодой правовед – знакомый полковницы, один из постоянных посетителей ее четвергов. Он был открытым, веселым юношей, что называется, душой компании, вот почему Анжелика поспешила заметить, что ей в этот вечер будет гораздо веселее, чем в любом многолюдном обществе. В зале было довольно холодно, поэтому полковница велела развести в камине огонь и накрыть чайный столик.

– Вы, господа, – произнесла она, – с поистине рыцарским геройством приехали сегодня, несмотря на бурю и дождь, и потому, вероятно, с удовольствием выпьете пунша. Маргарита сейчас приготовит нам этот напиток, придуманный как раз для такой погоды.

Маргарита, компаньонка Анжелики, была одного с ней возраста и жила в доме полковницы как для того, чтобы девушка могла практиковаться во французском, так и для помощи по хозяйству. Она немедленно явилась и исполнила приказание полковницы.

Пунш закипел. Огонь затрещал в камине. Маленькое общество уютно устроилось за чайным столом в приятной надежде скоро согреться. Веселые разговоры, с которыми они прежде прогуливались по зале, на минуту стихли, и только шум бури, завывавшей в печных трубах, прерывал воцарившееся молчание. Наконец, Дагобер – так звали молодого юриста – заговорил:

– Каким же таинственным и необъяснимым страхом откликаются в моем сердце осень, буря, огонь в камине и пунш!

– Однако страх этот очень приятен, – вмешалась Анжелика. – Я люблю, когда легкий озноб пробегает по телу, а душу охватывает неодолимое желание заглянуть в какой-то иной, чудный, фантастический мир.

– Истинная правда! – воскликнул Дагобер. – Минуту назад этот легкий озноб ощутили мы все, и если мы внезапно замолчали, то именно из-за невольно родившегося в нас желания заглянуть в тот фантастический мир, о котором вы говорили. Впрочем, я очень рад, что это чувство прошло и мы вернулись к действительности, где можем насладиться таким прекрасным напитком! – И, поклонившись полковнице, он осушил стоявший перед ним стакан.

– Чему же тут радоваться? – возразил Мориц. – Если все мы согласны с тем, что пережитое чувство страха было приятным, то нам остается только сожалеть, что оно прошло.

– Постойте, постойте! – перебил его Дагобер. – Тут речь идет не о сладких грезах… Шум бури, треск огня и шипение пунша, как правило, являются предвестниками иного страха, свойственного всем нам и таящегося в глубине души. Я сейчас говорю о страхе перед привидениями. Всем известно, что эти таинственные гости чудятся нам по ночам в бурю или дождливую погоду, когда они, похоже, особенно любят покидать свой холодный край и пугать нас своими непрошеными визитами. Понятно, почему в такое время мы невольно ощущаем что-то неприятное.

– Что за вздор, Дагобер! – прервала его полковница. – Я не могу согласиться с вами в том, что страх, о котором вы упомянули, – врожденное и свойственное всем нам чувство. Скорее я склоняюсь к мысли, что это просто следствие глупых сказок и историй о мертвецах, которыми няньки пугали нас в детстве.

– О нет, милейшая хозяйка! – живо воскликнул Дагобер. – Это далеко не так! Никогда те сказки, что в детстве мы слушали с восторгом, а отнюдь не со страхом, никогда, повторяю, они не оставили бы в нас такого глубокого следа, если бы не нашли отклика в наших душах. Отрицать существование странного, непонятного нам мира явлений, которые мы порой слышим или видим, нет никакой возможности. Поверьте, страх – это только внешнее выражение тех страданий, которым подвергается наш дух.

– А вы, как я погляжу, мистик, – смеясь, сказала полковница. – Впрочем, ими всегда бывают люди, которые легко приходят в нервное возбуждение. Но мне все же непонятно, почему природа непременно хочет, чтобы мы взаимодействовали с этим миром только в минуты страха, точно с врагом?

– Очень может быть, – заметил Дагобер, – что это своего рода наказание от матери-природы за наше стремление ускользнуть из-под ее опеки. По крайней мере я убежден, что в то золотое время, когда люди жили на лоне природы, они не знали подобных страхов – это было просто невозможно при существовавшей гармонии всех созданий и сил. Я уже говорил, что мы часто испытываем страх, слыша странные необъяснимые звуки, но скажите, разве не возникает у нас гнетущего впечатления даже от тех звуков природы, происхождение которых нам вполне понятно? К их числу, бесспорно, принадлежат так называемые «чертовы голоса» острова Цейлон, о которых вы можете прочесть в книге Шуберта «Тайны естественных наук». Эти голоса напоминают человеческий плач и всегда раздаются в ясные, тихие ночи. Обычно они будто приближаются, становясь все громче, и в конце концов звучат совершенно отчетливо. Говорят, что эти непонятные звуки до того будоражат душу, что даже самые хладнокровные и чуждые всяких предрассудков люди не могут не испытывать ужаса, слыша их.

– Это действительно так, – поддержал своего друга Мориц. – Я никогда не был на Цейлоне, однако нечто подобное слышал сам и пережил то щемящее чувство, о котором говорит Дагобер.

– О, если так, – воскликнул юноша, – то вы доставите нам всем большое удовольствие, если расскажете об этом приключении, а может быть, и переубедите нашу прекрасную хозяйку.

– Вам известно, – начал Мориц, – что я сражался в Испании против французов под предводительством Веллингтона. Однажды, после битвы при Виттории, мне с отрядом испанской и английской кавалерии случилось провести ночь на биваках, в поле. Утомленный переходом, я заснул как убитый, но меня вдруг разбудил странный пронзительный звук. Я подумал, что это стонет тяжелораненый солдат, однако рядом со мной только спокойно похрапывали товарищи. Звук прекратился.

Между тем забрезжил рассвет. Я встал и прошелся немного по полю, рассчитывая найти раненого. Тишина стояла нерушимая, лишь изредка набегал легкий порыв ветра, и чуть шелестела листва. Вдруг звук снова повторился и, словно промчавшись в воздухе, утонул где-то далеко. Казалось, это был плач убитых, раздававшийся над полем сражения, под безграничным небосводом. Сердце мое дрогнуло, и глубочайший ужас овладел всем моим существом. Что значат жалобные вопли, вырывающиеся из человеческой груди, по сравнению с этим чудовищным, раздирающим душу стоном! Тут и товарищи мои повскакивали один за другим со своих постелей. Стон раздался и в третий раз, еще ужаснее, еще пронзительнее. Лошади начали всхрапывать и шевелить ушами. Испанцы упали на колени и стали громко читать молитвы. Один английский офицер уверял, что он часто наблюдал этот феномен в южных странах, когда атмосферу переполняло электричество, и что вслед за этим надо ждать перемены погоды. Испанцы, вообще суеверные по натуре, божились, что слышали голоса духов и что это предвещает какое-нибудь ужасное событие. Через несколько дней в этой местности действительно произошла одна из самых кровопролитных битв той войны.