Лайош Надь - Избранное

— Если только этих мерзавцев свалят, я собственной персоной наймусь в палачи. Колесование — детские игрушки по сравнению с тем, что я выдумаю… и сделаю на самом деле!

Госпожа Духай сжала губы, помолчала, потом, не сдержав раздражения, проговорила:

— Прошу вас, не говорите подобных вещей! Такое не говорят вслух, даже когда человек находится в комнате один, без свидетелей.

— Сударыня, целую ваши ручки, вы всегда правы. Я уже умолк. Но ведь здесь-то мне нечего бояться доноса? Надеюсь, сказать это здесь так же безопасно, как выругаться вслух в своей комнате?

И взгляд его невольно упал на Ваи-Верашека. Тот покраснел. (Час от часу не легче!) Все, за исключением Петура, смутились. Вступилась хозяйка дома.

— Да, у нас вы в полной безопасности. Но важен принцип. Молчание — правило благоразумия.

— Да я ведь уже давно перешел на другую тему. Господин Ваи сердится на меня. Или нет?

— Сделайте одолжение, не будем об этом говорить.

— Ну, все в порядке. Тогда… Помиримся! Выпьем за дружбу по стаканчику вина.

— Вина? — всполошилась хозяйка дома.

А Духай заявил:

— Вина у нас нет.

— Нет? Да вы, видно, коммунисты!.. Что ж, нет, так велю принести.

— Откуда? Ты же знаешь, что ночью все закрыто.

— Да ведь бакалейная Вайса здесь по соседству. Надо его разбудить.

— Пишта, не устраивай комедий. Не стоит. Может выйти неприятность.

— Какая еще там неприятность? Ты что, боишься? Ничего! Скажи властям, чтоб они к тебе не приставали, мол, у них все козыри в руках. Они сильней, поэтому ты сдачи им не дашь, а на дуэли не дерешься из принципа.

— Я не боюсь, но, право, это бессмысленно. В девять часов лавки закрывают, сейчас уже первый час ночи. Даже незаконным путем тебе не добыть вина.

— Ха! Незаконным путем! Не говори чепухи, осел. Не-за-конно…

Жена пришла на помощь Духаю.

— Ну, Пишта, не упрямьтесь. Поймите, чего нельзя, того нельзя.

— Целую ваши ручки и понимаю, но тем не менее прошу вас разрешить нам распить хотя бы одну бутылку, ну хоть маленькую бутылочку. Дело самое пустяковое. Выпьем за шкуру еще не убитого медведя. Я так счастлив, что нынче все равно не засну до утра. Сударыня, одну только бутылочку.

— Но раз дома нет вина!

— Это я уже знаю. А у Вайса есть.

— Он давно запер лавку и спит.

— Ничего. Йожи его разбудит.

— Йожи тоже спит.

— Его уж я сам разбужу.

Он встал, улыбаясь, поцеловал руку жене Духая, она рассмеялась, выразив согласие. Петур пошел разыскивать слугу.

Он оставил дверь открытой, подошел к каморке, распахнул дверцу и заорал:

— Эй, Йожи, aufstehen! [61] Встать! (нем.) Раз-два!

Небольшая пауза. Йожи проснулся и зажег свечу.

— Скорей, скорей! Одевайся. Пойдешь к бакалейщику Вайсу, разбудишь его и принесешь три литра вина. Только не красного, а белого. Долго не копайся.

Он появился в дверях комнаты, остановился в нетерпеливой позе, потом побежал обратно к каморке, и оттуда послышался его гневный голос:

— Что ты делаешь, осел? Что ты там возишься с этими сапогами? Брось их к черту и иди босиком.

Йожи что-то прогнусавил.

— Заткнись, пока не вышвырнул тебя. На вот тебе деньги, заплати в пятикратном размере, дай, сколько он хочет, только беги!

Он опять появился в дверях и, обернувшись, посмотрел вслед исчезнувшему во мгле парню, потом закрыл за собой дверь.

Жена Духая спросила:

— Что же, он босиком пошел?

— Конечно, босиком.

Духай рассердился.

— Почему ты не позволил ему надеть сапоги? Ночь холодная, нынче заморозки. Он может простудиться.

— Ни черта не простудится. Это ты один такой нежный!

— Нет, простудится. Бедный мальчик.

— Ничего, заживет как на собаке! — бросил Петур.

— И в такой холод и грязь ему придется топтаться перед лавкой до тех пор, покуда хозяин не проснется! — сказала жена Духая.

— А я думаю, что Вайс и не встанет. Не сошел же он с ума, — заметил Духай.

— Да. Конечно, он не отпустит вина, — согласилась с ним жена. А главный врач сказал:

— Ведь это запрещено. Он не посмеет дать.

Петур воскликнул:

— Э-эх! Забыл я сказать этому щенку, чтоб он сказал, кто его посылает… Ну да все равно. Винцо мы разопьем и мирно разойдемся по домам. На дворе холод. Погано! Удивляюсь, что еще не замерзло все.

— Погода и та точно с ума сошла. Не припоминаю, чтобы первого мая был когда-нибудь такой холод.

— Красному маю погода немножко напортила.

— В Пеште была буря. На проспекте Ракоци свалился столб, убило журналиста.

— Как его фамилия? Кажется, Париш?

— Париш? Наверно, еврей.

— Значит, нечего его жалеть.

— Во всем эти свиньи виноваты. Ничего, им еще достанется, — добавил Петур.

Все замолчали. Но Петур не в силах был держать про себя свои мечты.

— Эх, ежели в один прекрасный день удастся свалить этих разбойников по всей стране! Год будем в крови купаться.

— Не надо! Что ты! Слишком длительное купанье то-же может повредить.

Это сказал Духай. Петур оторопел. Он злобно посмотрел на Духая и, угрожающе подняв палец, сказал с расстановкой:

— Берегись! Я тебя, приятель, очень люблю, но предупреждаю: мы и с тех спустим шкуру, кто посмеет нас утихомиривать. Ты, верно, не понимаешь, что эти мерзавцы совершили величайшее преступление в истории.

Духай побледнел.

— Прости, я их не защищаю! Но я не сторонник безрассудств.

— Безрассудств? — повторил Петур и умолк.

И вдруг Квашаи удивил всю компанию следующим заявлением:

— То, что они делают со страной, — свинство, но если взять самую идею — идею коммунизма, то надо признать, что в ней есть зерно истины, и немалое зерно.

— Да вы шутите! — подзадорила его г-жа Духай.

Главный врач сказал:

— Простите, сама идея покоится на логически неверном умозаключении. Коммунизм исходит из предпосылки, что люди равны. Однако, как врач, я могу с полной уверенностью заявить, что люди неравны.

— Ну, дело обстоит не так просто, — заметил Духай. — Ныне живущие люди на самом деле неравны, но…

Петур перебил его:

— Все это болтовня. Люди не равны, потому что существуют господа и существуют крестьяне, рабочие — словом, народ. А чернь всегда надо держать в узде, иначе она работать не будет.

Этому обмену мнениями положило конец возвращение Йожи. Он остановился в дверях. Его босые ноги были все в грязи. Он вернулся с пустыми руками.

— Ну что? — резко спросил его Петур.

— Не дает.

— Ты с ним говорил?

— Говорил. Он не дает. Сказал, что в такой час не откроет лавки, да и нельзя ему давать.

— Ты сказал ему, кто тебя послал?

— Да, сказал, что меня послал господин Петур.

— А что же он ответил?

— Что ему очень жаль.

— Так! Ну, ладно, пойдем вместе. И тогда он действительно пожалеет. Пожалеет, что не дал.

Петур зашагал по комнате, а Йожи внезапно исчез и больше не появлялся.