Лайош Надь - Избранное

— Довольно редко.

— Это плохо.

— Хуже, чем вы думаете. Хотя Золтан Амбруш [36] Амбруш Золтан (1861—1932) — известный венгерский писатель, прозаик, знаток театра. подвергает сомнению существование проблем половой жизни у молодежи.

— Кто?

— Золтан Амбруш.

— Кто это?

— Известный, выдающийся венгерский писатель.

— Вот как! Однако важно не то, что пишет этот господин, а ваше мнение.

Надьреви растерянно улыбнулся, но вдруг почувствовал некоторое облегчение. Зачем, собственно, подвергать себя допросу? Приободрившись, он сам начал задавать вопросы:

— Поменяемся ролями! Я спрашиваю вас, дорогой лорд Байрон, каковы ваши успехи по части женщин. Хотя уверен, вы ответите: огромные.

— Почему лорд Байрон?

— Вы похожи на него.

— Вот не знал.

— Неужели? Каковы же ваши успехи по части женщин?

— Буду откровенней, чем вы, — подумав немного, сказал Андраш. — Скверные.

— Как так? Не понимаю. — Пораженный Надьреви откинулся на спинку дивана.

— Ответил я вам по-венгерски. Повторить по-английски?

— Можно. Но я ничего не пойму.

— Вы, разумеется, думаете, что все женщины у моих ног.

— Примерно так.

— И, конечно, не предполагали, что по части женщин дела мои обстоят скверно.

— Неужели?

— Знаете, жизнь очень сложна. Всегда так бывает: у ног твоих та женщина, которая как раз не нужна тебе. Понимаете? — Надьреви покачал головой, он не совсем понимал, о чем речь, а молодой граф продолжал: — Правда, все, что я мог бы сказать, относится к прошлому. Ведь моя вольная, веселая жизнь уже позади. У меня есть невеста, и теперь вам понятно, что я уже не интересуюсь женщинами.

— У вас есть невеста? Вы так рано обручились, — удивился учитель.

— Да. И хочу как можно скорей жениться.

Надьреви замолчал. Много разных мыслей пронеслось у него в голове. «Женитьбу я вообще не одобряю, — думал он, — раннюю тем более, но мне не подобает высказывать свое мнение».

— Значит, вы женитесь. И, конечно, никаких препятствий? — после короткого колебания спросил он.

Андраш на этот раз ничего не ответил. Он смотрел по сторонам, словно ища чего-то; взгляд его остановился на окне, — была прекрасная солнечная погода, — потом он взглянул на свои часы. Надьреви надеялся, что сейчас они поднимутся наконец с дивана и урок окончится. Но молодой граф продолжал сидеть. После небольшого раздумья он решил немного пооткровенничать с учителем:

— Все на свете не так просто, как кажется. Моя невеста из аристократической, но обедневшей семьи. Не нравится матушке и то, что она на три года старше меня.

Это не понравилось и учителю. Он молчал с понимающим видом: все, мол, ясно, как белый день. Андраш, словно раскаиваясь в своей откровенности, слегка откинулся на спинку стула и проговорил прежним небрежным тоном, чуть в нос:

— А вы когда собираетесь жениться?

— Я еще не думал об этом, — засмеялся Надьреви.

— Не намереваетесь ли вы остаться старым холостяком?

— Пока еще я не старый холостяк.

— Но станете им. Раз уж существует супружество, — и, по-моему, правильно, что существует, — то лучше всем жениться как можно раньше. Я не сторонник того взгляда, что мужчина должен нагуляться до свадьбы. Или вы со мной не согласны?

Учителя удивило, что разговор принял такой оборот и они совсем отвлеклись от первоначальной темы; он едва отвечал на вопросы и только по-ребячески смеялся.

— Я, во всяком случае, совсем не против погулять немного. Тем более что до сих пор мне это не удавалось.

— А мне удалось. Не думайте, что это приносит счастье.

— Как бы то ни было, годик-два попробую погулять.

— Что ж, попробуйте.

— Но и для этого нужны деньги.

— Вот видите. Поэтому вам следует поскорей жениться.

— Для этого тоже нужны деньги.

— Да, правда, — подумав, сказал вдруг Андраш. — Короче говоря, у вас нет денег на женитьбу. У нас с вами одна и та же беда.

— У вас нет денег?

— У меня? Ни гроша. Так же, как у вас.

— Ну, это уж преувеличение. Вы шутите, наверно.

— Ничуть. Вы иногда зарабатываете кое-что уроками и прочим. Вот и теперь у вас есть сто крон. А я сижу на шее у родителей; все принадлежит им, меня только кормят и снабжают карманными деньгами. Когда мне не дают денег, у меня их нет. Понимаете?

— Предположим, понимаю. Но простите, я охотно поменялся бы с вами.

— Да ведь речь о другом, о том, что у меня нет собственных средств. Как бы сказать? Я сам себе не хозяин. Мной распоряжаются родители. Вы полагаете, это приятно?

— Ничего трагического тут нет.

— Иногда ситуация становится трагической. Вам, конечно, этого не понять. Вот, к примеру, вопрос о моей женитьбе. Я не могу сделать то, что хочу.

— Признаю, это плохо.

— Да, потом… что еще? У меня есть долги, о которых не знают родители. У вас, наверно, нет долгов.

— Больше, чем у вас.

— Вот как?

— Ведь если я задолжал двести крон, мне намного трудней расплатиться…

— Чепуха. Согласитесь, что у меня свои беды. — Андраш опять посмотрел на часы, — Не кажется ли вам, что мы на этом уроке многое уже усвоили?

— Я — безусловно.

— Так я и думал. Вы усвоили, что жизнь богача — не мед.

— Но будет медом, — насмешливо возразил учитель.

— Когда? Лет этак через сорок. К тому же я хотел бы, чтобы это произошло как можно позже. В самом деле, я же не желаю смерти своим родителям.

— Да ниспошлет им бог долгую жизнь, — невольно подражая священнику, сказал Надьреви, постаравшись выразиться поучтивей, — но полагаю, что о вашей судьбе они позаботятся еще при жизни.

— Но я в полной зависимости, — поджал губы молодой граф. — Поэтому у меня ни к чему не лежит душа. Теперь еще этот дурацкий экзамен. Заставляют сдавать его. Какого черта? Все равно я не смогу нигде служить. Вся эта юриспруденция нужна мне как прошлогодний снег. Если бы мне разрешили, я охотно занялся бы сельским хозяйством. Прекрасное дело хозяйничать в усадьбе. Не правда ли?

— Правда.

— Вы думали уже об этом?

— Никогда не думал.

— Вы не отличите, наверно, ржище от яровища.

— Ржище, яровище, — в задумчивости повторил Надьреви. — Возможно, вы правы. Рожь от пшеницы я могу отличить, а стерню вряд ли.

— Мы как-нибудь попробуем… Пойдемте. Галстуки не оставляйте здесь… Вы забыли их в другой комнате. Подождите, я дам вам бумаги.

В том, что у женщин загорается кровь при виде молодого графа, Надьреви смог убедиться в тот же день. Часов в пять отправились они в деревню. По отлогой извилистой дороге спустились с невысокого холма, на котором стоял барский дом, до больших с чугунной решеткой ворот парка, оттуда по обрамленной сосенками аллее дошли до тракта, и вскоре показались первые дома. По этому тракту они уже проезжали раньше в экипаже. Минутах в десяти ходьбы от парка начиналась деревня. Неприглядная, но с красивыми окрестностями. Раскинулась она в низине, с трех сторон окруженная холмами. Вдоль тракта тянулся ров, обсаженный рядом нечастых деревьев, акаций, вязов и тополей. Погода была превосходная, небо ясное, с редкими перистыми облаками. В отдалении виднелись дома с сараями и большими дворами. За свернувшей с улицы на дорогу грохочущей телегой поднялась такая туча пыли, что все исчезло из глаз. Потом тракт подошел к самой деревне, и с двух сторон его обступили дома; налево и направо ответвлялись узкие короткие улочки. Дома были выбелены, но не сверкали белизной на солнце, освещавшем их с запада. Стены у некоторых потрескались, облупились. На одном дворе молотили хлеб лошадьми, на другом — вручную. Четыре человека обмолачивали разложенные на земле снопы; высоко в воздух взлетали цепы и то и дело опускались на колосья. Впереди, поблизости друг от друга показались две церкви, католическая и протестантская. Андраш и Надьреви направились к протестантской. Молча, не говоря ни слова.