Иван Ольбрахт - Избранное

Воодушевление той памятной ночи, подогретое именем родины и мечтой о фабричных трубах из огнеупорного кирпича, распространилось по всему городу и помчалось навстречу течению Изеры, Олешки, Хухельского ручья и Вошменды, и когда пришло время муниципальных выборов, старочехи {110} 110 Старочехи — партия чешской консервативной буржуазии и крупных землевладельцев, проводившая верноподданническую по отношению к Австро-Венгерской монархии политику; к концу XIX и началу XX века старочехи почти полностью утратили свое политическое влияние. , младочехи и социалисты были сметены, а в семильскую ратушу вступил радикальный прогресс. Вступил, как говорится, с развевающимися знаменами, под звуки фанфар и барабанов, с секретарем Срнцем во главе.

Заседание, на котором было провозглашено начало новой исторической эпохи в Подкрконошье, было весьма торжественным. Новые отцы города явились в воскресных сюртуках и мундирах, со значками «Сокола» {111} 111 Значки «Сокола» — см. примеч. 60. и певческих обществ на лацканах. Новоиспеченный бургомистр, бывший секретарь Срнец, произнес вдохновенную речь, выслушанную в полной тишине, лишь время от времени нарушаемой негромкими «да» и «конечно» бледного от волнения пана архитектора Коуделки. Затем было произнесено еще несколько блестящих речей, и в каждой фигурировал прогресс, благосостояние нации, и несокрушимая плотина на Изере и Олешке против германской экспансии. А торговец скобяным товаром пан Каска вдохновился даже на пророчество: «Только семильская кредитная касса освободит чехов от тысячелетнего порабощения!» Пан Вацлавек, по профессии торговец аптекарскими товарами, патриот с большой розовой плешью над жирным затылком и с огромной алой розой в петлице под красным подбородком, даже заплакал, умиленный этими словами.

Оппозиция прежних хозяев города игнорировалась полностью. Ее не замечали, словно это было пустое место, прах, тлен и даже меньше. На трибуне ее представлял директор школы Хлум, которого радикальные прогрессисты язвительно прозвали «Поразума», так как в торжественных случаях он изъяснялся весьма высокопарно и вместо обычных оборотов «если хотите», «думаете ли вы» и «угодно ли вам» неизменно говорил: «по разуму ли вам…» Он произнес речь на тему: «Не увлекайтесь воздушными замками, господа!» И, разозленный сыпавшимися в его адрес насмешками, пылая возмущением, предостерегающе поднял палец и сказал: «Я сознаю, что мои слова отлетают от вас, как от стенки горох, но запомните, глубокоуважаемые господа, — неумолимое колесо времени докажет мою правоту!»

На площади перед ратушей дожидался конца заседания восьмидесятилетний пан Коуделка, отец пана архитектора. А когда архитектор выбежал без шляпы на улицу, чтобы сообщить папаше результаты голосования, старец извлек из кармана синий носовой платок, вытер глаза и сказал: «Я знал самого отца Палацкого {112} 112 Палацкий Франтишек (1798—1876) — крупнейший чешский буржуазный историк XIX века, как политический деятель выступал за союз чешской буржуазии с дворянством и сотрудничество с Габсбургами; был одним из идеологов и вождей старочешской партии. и пана доктора Ригера {113} 113 Ригер Франтишек Ладислав (1818—1903) — чешский буржуазный политический деятель, публицист, лидер старочешской партии. . Не дождались они этого дня! Теперь я могу спокойно закрыть глаза. Иозифек, ты хорошо заработаешь».

Прогресс победил, и слово «плотина» стало крылатым. Подавая пример, бургомистр Срнец на деньги семильской кредитной кассы начал постройку ткацкой фабрики. Он ходил, ездил, подбадривал: «Смелее! Смелее!» Ходили, ездили, подбадривали и его политические единомышленники, среди которых наибольшим пылом выделялся пан архитектор Коуделка. Он же эту плотину и воздвигал.

Вся округа пришла в движение. Мельники, крестьяне побогаче, торговцы, трактирщики, мясники и бухгалтеры толпами приобретали удостоверения партии радикального прогресса и затем строили прядильные и ткацкие фабрики, белильни, лесопилки и шлифовальни — разумеется, все это на средства семильской кредитной кассы, а те, у кого не было необходимых для залога двадцати тысяч крон, открывали на средства этой же кассы хотя бы каменоломню или принимались искать шифер.

В окрестностях Семилей тогда сгорело много мельниц, а в городе — деревянных домов. В связи с этим страховое общество «Славия» увеличило премию на пятьдесят процентов, и отчаявшиеся владельцы домиков на Олешке повалили к адвокатам: «Боже мой, пан доктор, что делать: мой сосед застраховался. Можно ли подать на него в суд?» Короче говоря, и манчестерцы и ливерпульцы были совершенными молокососами по сравнению с почтенными обывателями Семилей.

И так все. Но только не Пепик Чермак. Да и вообще судьба не благоволила к нему. Его папаша — сапожный мастер — взял сына еще из пятого класса гимназии, когда у него не хватило средств для уплаты долгов, которые юноша успел наделать в трактирах Ичина. После этого Пепик пытался применить свои способности на многих поприщах. Его везде хорошо принимали, потому что он был обходительным и веселым парнем, но никто, к сожалению, не нуждался в его услугах. Наконец, в эпоху промышленного подъема в Семилях один из однокашников взял Пепика бухгалтером на свою ткацкую фабрику в пятнадцать станков, и теперь молодому Чермаку приходилось молча терпеть, слушая, как всех его товарищей — кстати, ни один из них не был умнее его — называют «пан фабрикант», а его всего лишь «пан бухгалтер». А ведь и у него было честолюбие! «Cur is et ille, cur tu non?» [35] Почему и тот и другой, но не ты? (лат.) — повторял он про себя, вспоминая школьную науку.

Но и с торжеством прогресса не так уж легко было выбиться в люди, и весьма заблуждался тот, кто думал, будто можно просто прийти и сказать: «Послушай-ка, пан директор, будь любезен, отсыпь мне из кассы полмиллиончика взаймы, я хочу построить фабрику с высокой трубой». Нет! Тут требовалось солидное основание, но как раз его-то и не было у Пепика. Где взять это солидное основание?! Молодой человек долго ломал голову. Но, наконец, его надоумил Бедя Шмид. Этот парень изобрел замечательную белку: обшитая обрезками меха, белка перебирала лапками, когда с помощью палочки ее катили по земле. Бедя разослал игрушку детям руководителей кредитной кассы, но она привела в восторг и отцов. Они смекнули, что благодаря своему остроумному механизму белка означает не только гигантский прогресс в чешском производстве игрушек, но имеет колоссальное значение и для развития национального скорняжного дела. И вот архитектор Коуделка на клеверном поле близ Изеры уже закладывал фундамент фабрики игрушек Бедржиха Шмида.