Ахмед Танпынар - Покой
- Название:Покой
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Ад Маргинем Пресс
- Год:2018
- Город:Москва
- ISBN:978-5-91103-408-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Ахмед Танпынар - Покой краткое содержание
«Покой» является не только классическим произведением турецкой литературы XX века, но также открывает перед читателем новые горизонты в познании прекрасного и своеобразного феномена турецкой (и лежащей в ее фундаменте османской) культуры.
Покой - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Он разбрасывал корм сверху, подняв руку над головой, чтобы голуби ненадолго взлетели, а вокруг некоторое время бы слышался шум крыльев. Но сегодня ни один голубь не думал двигаться с места, как хотелось Мюмтазу, и, вместо нескольких ажурных движений в воздухе, они лишь подскакивали с земли на пол-аршина, а затем их воодушевление пропадало.
Для Мюмтаза эти голуби были своего рода vice [31] Vice ( франц. ) — порок.
, связанным со Стамбулом, вроде тех, какие бывают в женщинах и привязывают нас к ним. Этих голубей можно было уподобить сказкам, которые дети выдумывают, чтобы приукрасить себя и заполнить ту внутреннюю пустоту, тайну которой никогда не постигнуть. Вообще все это, включая голубей, могло оказаться выдуманным: и птицы, и то огромное дерево, напоминавшее столько сказок, и этот дом, чья раззолоченная дверь всякий раз, стоит обернуться, виделась в сиреневой тени. Мальчишка — помощник разносчика кофе, размахивая подносом, нарочно прошел через стаю, чтобы голуби вспорхнули. Парню было лет семнадцать, он был хорош собой, но специально старался вышагивать тяжело и грубо, и все же от этого истинные достоинства его фигуры не терялись. На нем была темно-синяя фуфайка в белую полоску, а за ухом торчал маленький карандашик, которому вскоре явно предстояло уступить место сигарете. И так как он распугал голубей, не получилось ни сказочного корабля, ни волн, принесенных лодосом, которые Мюмтаз так хотел представить. И только маленькие синие волны моря на его примитивной маленькой картине, отделяясь одна за другой, круг за кругом, докатывались, переливаясь через край, до ног другого человека, кормившего чуть отрывавшихся от земли птиц под неохотные аплодисменты крыльев. Лишь один из голубей, подлетев, кажется, испугался такой близости к человеку и, не рассчитав, чуть не врезался ему в лоб. Женщина, торговавшая семечками для птиц, заметила:
— А в приюте при мечети, «табхане», есть больные. Там их покормите, богоугодное дело сделаете, — в ее голосе, несмотря на то, что она говорила, слышались отчего-то насмешливые нотки. Тогда Мюмтаз вгляделся в ее глаза, которые пристально рассматривали его из-под черного платка, обрамлявшего не умеющее скрыть своей свежести, далекое от мыслей о богоугодных делах лицо. Эти глаза, какие бывают лишь у женщин из народа, бросали вызов мужчине, раздеваясь перед ним одним взмахом ресниц и представляя ему в лучах солнца свое обнаженное тело. Растерявшийся под взглядом этих глаз Мюмтаз протянул деньги. А затем вошел на Букинистический рынок.
Узкий проход представлял собой тесный коридор запахов, приобретаемых каждое лето площадью и прилегающими переулками. Каждое лето захватывало эту узкую дорожку своими летними запахами. Еще на входе в рынок недавнее любопытство улетучилось. На что там было смотреть? На кучу старых знакомых вещей. Кроме того, у него было неспокойно на душе, голова была занята двумя, а то и тремя обстоятельствами. Во-первых, Мюмтаз, возможно, самый серьезный, больше всего боявшийся судьбы, больше всего пытавшийся скрыть свои мысли человек, там, дома, сидя у изголовья больного Ихсана, смотрел на его запавшие глаза, пересохшие губы и вздымавшуюся грудь. Второе — он разрывался на части, лишь бы только быть вместе с Нуран, которая в этот момент могла находиться в любом уголке Стамбула; он готов был предать себя всем ветрам города, лишь бы только это произошло. Третьим обстоятельством было то, что Мюмтаз последовал за ротой, из-за которой только что остановился трамвай, и теперь смело шагал навстречу неизвестности и внезапным превратностям судьбы. Много дней напролет размышлял он над случайностью событий в жизни. Гудки паровозов, которые прорывались в каждую ночь, казались ему достаточно сильными, чтобы быть угрозой.
Думать сразу о трех ситуациях означало не думать ни о чем, и это, с первого взгляда, было удобным. Самое страшное заключалось в том, что все три ситуации внезапно соединились в его голове и породили в нем странную, гнетущую, мрачную, неопределенную смесь.
Во дворе Букинистического рынка было тихо. Еще в воротах маленькая лавка, напоминавшая капельку, брызнувшую c Египетского базара, выставляла напоказ маленькую жалкую выжимку старого богатого Востока, целого вороха обычаев, восходящих неизвестно к чему, к неизвестно какой умершей цивилизации; в банках, в длинных деревянных ящиках, в открытых картонных коробках пылились травы и коренья, которые, как люди верили веками, приносили пользу и воспринимались как единственный выход для обретения гармонии в жизни и здоровье, а также специи, ради которых люди всегда с жадностью преодолевали океаны.
Глядя на эту лавку, Мюмтаз, сам того не замечая, вспомнил строку из Малларме: «Он оказался там после неведомого бедствия…» Он тоже оказался здесь, в этой пыльной лавчонке, где на стене висели связанные вручную носки… В соседних лавчонках с деревянными ставнями и деревянными скамьями, устланных старыми молитвенными ковриками, тоже были навалены друг на друга, без всякой логики и смысла, на полу, чуждые какой бы то ни было классификации, на полках, на стульях и подставках для Корана — рахлях богатые мудростью и цветисто-чарующими изречениями книги, которые словно бы чего-то ожидали, готовясь быть погребенными временем, или словно бы уже были когда-то погребены, и только осталось их могилу рассмотреть. Но Восток не мог нигде существовать в чистом виде, даже в собственной могиле. Рядом с этими книгами в открытых лотках находились высокие стопки свидетелей наших внутренних перемен, свидетелей нашего желания приспособиться и нашего поиска себя в новых условиях, — иллюстрированные романы, школьные учебники, европейские ежегодники в выцветших зеленых переплетах, фармацевтические справочники. Здесь смешалось все: образ Рима Моммзена [32] Теодор Моммзен (1817–1903) — великий немецкий историк и филолог, награжденный в 1902 г. Нобелевской премией по литературе за фундаментальный труд «Римская история».
и книги о гадании на кофейной гуще; книги о рыбалке Каракина-эфенди с остатками книг знаменитого парижского издательства «Пайо», книги по ветеринарному делу, по современной химии, по гаданию — все это было выставлено здесь, на рынке, словно бы для того, чтобы обязательно продемонстрировать тот беспорядок, какой бывает в человеческой голове.
Всегда, когда предстает подобная общая картина, человек начинает выглядеть лишь неким странным сплавом продуктов мыслительного несварения. Мюмтаз знал, что этот сплав вот уже сто лет претерпевает постоянные перемены и, ценой неимоверных усилий, постоянно меняет свою оболочку.
Все общество сто лет пребывало в кризисе, напрягало усилия, испытывало истинные предродовые схватки лишь для того, чтобы краткие пересказы детективных романов смогли занять место этих жюлей вернов, сказок «Тысячи и одной ночи», великого персидского сборника сказок «Книги попугая» — «Тути-наме», «Гараиб аль-Махлюкат» — переведенных с арабского иллюстрированных энциклопедий животного мира, «Кенз аль-хавасс» — сборника мусульманских заклинаний.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: