Владимир Корвин-Пиотровский - Примеры господина аббата

Всмотревшись в его исхудалое лицо, Мария поняла, что он должен умереть.

Ей показалось, что ее собственное сердце перестает биться и ее собственная кровь перестает двигаться в жилах.

И снова обратилась она с горячей молитвой к Пресвятой Деве, прося у нее заступничества и помощи. Молитва принесла ей краткое облегчение.

Но ни признака пищи не было кругом.

Тогда, желая хоть на миг обмануть муки его голода, Мария преодолела девичий стыд и дала ему грудь; и тут произошло чудо: из розового сосца девственницы вдруг брызнуло сладкое молоко.

Узник жадно стал пить его, и, чем больше пил, тем румянее становились его щеки и тем крепче становилось тело.

В продолжение многих дней питала она Георгия, и силы его увеличивались. А когда слабела сама, он выжимал молоко в свою пригоршню и давал ей.

И молоко не иссякало в груди ее.

Двадцать дней прожили они так, наслаждаясь взаимной любовью и вознося благодарения Господу. Тут впервые призналась Мария в своем обете и рассказала историю их обручения с самого начала, как знала сама.

Между тем кто-то из слуг донес на злодеяние опекуна, и по приказанию короля убийцу схватили, посадили под стражу и, расспросив свидетелей, приказали взломать тяжелые двери башни.

Все были уверены, что найдут там два трупа, но каково же было изумление, когда навстречу им вышли сияющие здоровьем, красотой и радостью чудесно спасенные влюбленные.

Весть об этом быстро облетела всю страну, и свадьбу их почтил своим присутствием сам король.

А святейший отец прислал из Рима благословение, кончавшееся словами:

«Ничего без Бога, ничего кроме Бога, да святится имя Его. Его же милостью кроткие побеждают».

Марта давно знала, что любит Луку. Она полюбила его еще в детстве и до сих пор безмолвно лелеяла воспоминания о прошлом.

Да, было время, когда их купали в одном корыте. Мальчик громко смеялся и брызгал на нее водой: маленький ангелочек с ласковыми глазами.

Они по очереди сосали одну и ту же грудь, так как мать Марты была его кормилицей.

Не забыл ли Лука? Он ведь долго жил в чужом большом городе, где, говорят, воспоминания детства не нужны никому.

Он во всем слушался подругу и делился с ней игрушками. Вон под образом Мадонны отдыхает от трудов старая лошадка, выцветшая, бесхвостая, с переломанной ногой…

Все же, сколько лет прошло?

Теперь ей тридцать, значит почти четверть века осталось за спиною.

А первое причастие?

На ней было новое белое платье, обшитое кружевами, в руках молитвенник; священник говорил длинную проповедь, а в церкви играло солнце.

Лука улыбался ей так приветливо своими розовыми губами.

Когда мать вторично вышла замуж, Марте пришлось много вынести.

Отчим сначала едва терпел ее, потом стал ласковым свыше меры.

Борьба велась упорная и тяжелая. Он шпионил за ней без отдыха, надоедал на каждом шагу, при каждом случае.

А история с лавочником?

Ее едва не выдали силой, отчим — чтоб отомстить, мать — прельстившись подарками.

«Старая дева».

Вынужденные уступить, они обливали ее презрением, досаждали, чем могли, оскорбляли без причины и повода. Маленькие братья и сестры издевались над ней, как хотели, жаловаться было некому.

Да, тяжело жилось.

Но что же было делать? Обманывать мать с отчимом или выйти за лавочника? Или за кого другого?

Их было много, желавших на ней жениться. Постепенно все оставили ее в покое.

«Старая дева».

Мадонна знает, как она счастлива, что осталась девушкой.

Он, наконец, приехал.

Давно, давно, на третий день после первого причастия, целуя на прощание ее глаза, распухшие от слез, он сказал:

«Я вернусь. Жди меня, я непременно вернусь».

Она пришла с двумя огромными букетами роз.

«Правда, это очень мило, что ты не забыла меня. Конечно, конечно, я отлично все помню, ты была такой хорошенькой… Не называй меня сударем, это скверно звучит. Ну, что же нового в деревне?»

Ей казалось, что сердце бьется слишком громко, но как сдержать его стук?

Лука улыбается. Это та же улыбка. Он страшно похож на прежнего Луку. Только волосы на голове странно поредели, вокруг глаз много морщин. Но похож…

— Как? Она еще не замужем? А он думал… у нее такая полная грудь…

— Право, тут нечего стесняться, она очень хорошенькая. И для тридцати лет удивительно моложава.

«Ну, ну, признайся, ведь не может же быть, чтобы не было ни одного любовника. Ни одного? Черт возьми, значит, действительно невинна? В наши дни это больше, чем редкость».

Он уже охватил рукой ее стан и заглядывает в глаза.

Ей кажется, что глаза его слегка потускнели. И рот бледный…

— Что? Но если бы тогда, после причастия, он захотел, — она согласилась бы? Да? Согласилась бы?

— Проклятие, каким он был глупым мальчишкой! Она ведь была тогда совсем девочкой, почти ребенком. И она согласилась бы!

— О, он все отлично помнит. Она была очаровательной куколкой, белое платье ей так шло к лицу.

— А еще раньше, когда они были малышами.

— Он частенько таки трогал ее руками во время купаний.

— Ха-ха-ха. Она была толстенькая, а на правой ноге, значительно выше колена, у нее родинка.

— Он непременно хочет ее посмотреть, сию же минуту…

— Нет, пусть она называет его просто Лукой. Ведь она его любит?

— А он сдержал свое слово, он приехал.

— Кстати: если она девственна, следовательно ничего еще не знает и не умеет? Но он научит. О, он знает такие штучки!

Он показывает ей какие-то картинки. Марта не сразу поняла их смысл.

Ах, Боже мой! Ее щеки заливает горячая краска стыда, ей хочется убежать домой, забраться в свою комнату и плакать.

— Значит, она придет? Старики, наверное, ложатся спать рано.

Он будет ждать ровно в час, возле маленькой садовой калитки.

Пробило час.

Образ Мадонны затуманен слезами. Или это у нее самой из глаз текут слезы?

Теперь он стоит у калитки и ждет.

Время бежит быстро, словно часы бьют в такт с сердцем.

У лошадки совсем вылез хвост, краска облезла и потрескалась.

Что он говорил сегодня?

А его лицо… Оно такое бледное и усталое…

Часы бьют два. Он, наверное, уже не ждет.

Заря занимается все шире и шире.

Из соседнего дома выплеснули на улицу воду. Это, должно быть, проснулся лавочник.

Марта навсегда осталась старой девой.

Не спеша, проходили годы; среди них были такие, что выпили со щек румянец и некрасиво наморщили на лбу кожу.