Кен Кизи - Песня моряка

Он незаметно проскользнул в кладовку, когда в зале снова поднялся шум, и прикрыл за собой дверь. Здесь было довольно темно, и единственным источником освещения являлась вентиляционная решетка под потолком. Айк подождал, пока его глаза не привыкли к темноте. Помещение было тесным и загроможденным, а полки, уставленные разнообразными призами — одеялами, посудой, часами, куклами, телефонами и микроволновками — и расположенные вдоль обеих стен, делали его еще уже. Айк не мог видеть, но точно знал, что в конце темной кладовки находится дверь, выходящая в переулок, к которой он и начал осторожно пробираться, когда прямо рядом с его ухом раздался мрачный голос.

— Ты очень смешно изображал Джимми Стюарта, Исаак. Это напомнило мне Дестри. Но фокус не удался. Эти люди даже до Дестри еще не доросли. Теперь с ними совладает только Деус.

— Кальмар? Это ты? Ты о чем, старик?

— О Деусе и Дестри. Дестри был бандитом поневоле, которого играл Джимми Стюарт в «Возвращении Дестри». С Марлен Дитрих. Он тоже применял тактику увещеваний, но в результате ему все равно пришлось пустить в ход оружие…

— Черт побери, ты где, Билли?

Голос звучал совсем рядом, словно прямо в голове Айка.

— А Деус, с другой стороны, это знаменитый Деус Экс из греческих трагедий. Deus ex machina — врубился? Никаких проблем. Все хорошо. Ты сделал все, что мог, Исаак, но мы уже миновали период увещеваний. Давно миновали. Но не отчаивайся, Исаак, Деус X уже на подходе.

— Черт бы тебя побрал, Беллизариус, я ни черта не вижу!

— Некоторые настаивают на пламени… — и рядом с лицом Айка вспыхнул голубой огонек, как язычок ящерицы, — но и оледенения будет достаточно. Добрый вечер, Исаак. Нет ли у тебя какого-нибудь спиртосодержащего напитка? Скажи, что есть. Когда я тебя слушал, я сразу подумал, что ты слегка под градусом. И тогда я сказал себе: «Никогда еще не видел, чтобы Исаак Соллес так горячился, и никогда не слышал от него такого красноречия. Готов голову дать на отсечение, что он чем-то освежился, и могу поспорить, что он поделится со мной». Потому что чернильница маленького Кальмара почти высохла, Исаак.

Айк заметил, как сильно дрожит огонек зажигалки. Он достал из кармана бутылку виски и протянул ее в сторону синего бутанового огонька. Квадратная бутылка была еще почти на четверть наполнена. Сначала в кружочке света появилась рука, а затем и суровый профиль Билли. Он был четким и резким, как рельеф на стене известняковой пещеры. Билли попытался задрать голову, чтобы глотнуть из горлышка, но это было нелегко, так как он лежал на одной из полок не более чем в фут шириной, поэтому Айку пришлось ему помочь.

— Что ты здесь делаешь, Билли? Тебя уже обыскались.

— Как будто я не знаю, — откликнулся Билли. — Особенно некоторые.

— Ты имеешь в виду Гринера? Да брось ты, старик. С чего бы Гринеру охотиться на тебя? Если он захочет рассчитаться, то скорее станет искать меня, но уж никак не тебя.

— Потому что он знает, что я знаю, Исаак. Он знает, что я — единственный человек, понимающий всю ущербность его фантазий. Он торгует адским пламенем, а я торгую льдом. Выпей со мной, Айк, ради старой собачьей дружбы.

Айк взял бутылку, сделал глоток из горлышка и вернул ее обратно. Теперь ему удалось рассмотреть, что Билли устроился на своей полке со всеми удобствами: под спину он подложил расстеленные одеяла, а другие скатал вместо подушек. Рядом стоял кувшин с водой, в изголовье были сложены книги и записные книжки, а к древней лампочке накаливания вел удлинитель. Здесь же стояли небольшая плитка и металлическая кружка. Использованные чайные мешочки валялись и на полке, и на полу — по два сразу.

— Именно льдом. Оледеневшие мамонты были найдены с лютиками в пасти, которые они даже не успели прожевать. Мгновенная заморозка! По мере того как уничтожаются леса, воздух на экваторе становится все горячее и горячее, так? Он поднимается все выше и выше, все быстрее и быстрее, и холодный воздух с полюсов заполняет образовавшийся вакуум. Тот же принцип, что при заморозке с помощью бутанового пламени. Чем быстрее и выше, тем холоднее, пока газы не начинают конденсироваться в жидкость. Кислородный град. Водородная изморось. Ледяные ураганы, распространяющиеся со скоростью звука. Водопады ртути. Гидроэлектростанции останавливаются. Приближается эра оледенения, Исаак.

Айк не мог не восхититься тем, какое удовольствие черпал Кальмар в своей паранойе.

— Похоже, Билли, тебя ждет много интересного. Почему бы тебе не выйти и не сообщить об этом остальным?

— Как это мило с твоей стороны, Исаак, что ты думаешь о бедном Кальмаре. Но дело в том, что мне нравится здесь — я здесь занимаюсь высокоинтеллектуальными медитациями.

— Но ты же не можешь прятаться здесь вечно?

— Не знаю, не знаю. Вечно, говоришь? Просто я думаю, что оледенение начнется раньше, чем до меня доберется Гринер. Я не боюсь конца света. Я даже с большим удовольствием стану незначительной жертвой катастрофы обезумевшей индифферентной системы, чем предпочту спасение, полученное из рук этого библейского чудовища преисподней. Потому что он явится сюда, Исаак, а у меня нет такой ковбойской силы воли, как у тебя. Кальмар не борец, а мыслитель. — Он поднес бутылку к язычку пламени. — Держи, брат, это твое. Пожалуйста. Я знаю, мы никогда с тобой не были особенно дружны — с чего бы мне было делать исключение ради тебя? У меня нет друзей, зато я всегда ощущал нас актерами, играющими в одном и том же сценарии.

Зеленая ящерица втянула обратно свой язычок, и помещение снова погрузилось во тьму, свидетельствовавшую о том, что оракул закончил свои речи.

— В моем сценарии Дестри не возвращается, а прячется. Но не волнуйся. Горожанам удастся избежать когтей разбойника вне зависимости от того, как мы будем себя вести, брат Исаак. Ибо Деус грядет.

— Меньше всего меня волнуют горожане, — промолвил Исаак во тьму. —¦ Пошли они все куда глаза глядят. Я серьезно, Кальмар… они все обезумели.

И вдруг он услышал мягкий, почти нежный сочувственный голос: «Но больше идти некуда, Исаак».

Выйдя в переулок, освещенный слабым сумеречным светом, Айк подождал, пока с другой стороны двери не задвинулся засов, и двинулся прочь. После тесного пространства кладовки он продолжал идти согнувшись. Тяжелое небо, обложенное тучами, давило, как полка, уставленная выигрышами в бинго, на бедного беглеца в кладовке.

Айк чувствовал, что его пошатывает, но ощущал себя вполне уверенно, и несмотря на выпитое, в голове у него была странная ясность. Этот старый грязный переулок устраивал его как нельзя лучше — неровный, вонючий, кривой, заваленный мусором. Пирамиды пустых ящиков, переполненные мусорные бачки, обломки механизмов. По крайней мере, это были настоящие отбросы, настоящий хлам, потому что после искусственности Главной улицы уже ни в чем нельзя было быть уверенным — хлам тоже мог быть бутафорским, как тщательно выверенный и разложенный набор отбросов в «Пиратах Карибского моря».