Кейт Шопен - Пробуждение

— Наше общение должно состоять в обмене комплиментами? Mafoi! [14] Ну, право же! (фр.) Не очень приятно, когда женщина говорит тебе... — продолжал Роберт, не обращая внимания на слова спутницы, но тут же внезапно резко оборвал себя: — Ну, если бы я был как Аробин... Вы помните Алси Аробина и ту историю с женой консула в Билокси?

И Роберт поведал Адель историю с Алси Аробином и женой консула, потом другую — о теноре Французской оперы, получавшем письма, которые ни в коем случае не следовало писать, да и еще истории, серьезные и забавные, так что миссис Понтелье и ее предполагаемая склонность принять молодого человека всерьез, очевидно, была молодыми людьми забыта.

Миссис Ратиньоль, когда они добрались до ее коттеджа, зашла внутрь с намерением отдохнуть часок, считая это полезным для себя. Перед тем как уйти, Роберт попросил у нее прощения за нетерпеливость — он называл это дерзостью, — с которой воспринял ее исполненное самых лучших намерений предупреждение.

— Вы кое в чем ошибаетесь, Адель, — сказал молодой человек с легкой улыбкой. — Не существует ни единой возможности, чтобы миссис Понтелье когда-нибудь восприняла меня всерьез. Вам следовало бы предупредить меня, чтобы я не воспринимал всерьез себя самого. Тогда ваш совет был бы к месту и предоставил бы мне пищу для размышлений. Aurevoir [15] До свидания (фр.). . Но у вас усталый вид, — прибавил Роберт озабоченно. — Хотите чашку бульона? Или я, может быть, смешаю вам тодди [16] Согревающий напиток, обычно с алкоголем. ? Давайте, я сделаю вам тодди с капелькой ангостуры [17] Горькая настойка. .

Адель согласилась на бульон, и Роберт поблагодарил ее полупоклоном. Он отправился на кухню, которая располагалась в отдельном строении позади дома, и сам принес молодой женщине золотисто-коричневый бульон в изящной чашке севрского фарфора и к нему несколько сухих печеньиц на блюдце.

Адель протянула обнаженную белую руку из-за занавеса, за которым скрылась, и приняла чашку из рук молодого человека. Она сказала ему, что он bongarcon [18] Хороший мальчик (фр.). , и она действительно так думала. Роберт поблагодарил ее и направился к дому.

Влюбленные только что вошли на территорию пансиона. Они прижимались друг к другу, как два дерева, склонившиеся под порывом ветра, дующего с моря. Они не ступали по земле. Они могли бы легко перевернуться вниз головой, поскольку передвигались только по голубому эфиру. Дама в черном тащилась за ними, она была несколько более бледной и измученной, чем обычно. Миссис Понтелье и ее детей нигде не было видно. Роберт осмотрел окрестности в надежде обнаружить их. Они, без сомнения, будут отсутствовать до тех пор, пока не придет время обеда. Молодой человек поднялся к матери. Ее комната с покатым потолком располагалась наверху. Два широких слуховых окна выходили на залив. Обстановка комнаты была светлой и практичной.

Миссис Лебрен была занята — она шила. Маленькая девочка-негритянка, сидевшая на полу, руками давила на педаль. Женщина-креолка всегда воспользуется возможностью избежать чрезмерного напряжения.

Роберт прошел в комнату и уселся на широкий подоконник. Он вытащил из кармана книжку и принялся увлеченно читать ее, если судить по тому, как аккуратно и часто он переворачивал страницы. Швейная машинка издавала жуткий стук — громоздкая, тяжеловесная вещь, она была произведена в давно минувшие времена. В моменты, когда стрекот машинки затихал, Роберт с матерью обменивались отрывочными фразами.

— Где миссис Понтелье?

— На пляже с детьми.

— Я обещала ей Гонкура. Не забудь взять с собой — книжка на полке над маленьким столиком.

Бряк-бряк-бряк, бабах! И это в течение следующих пяти — восьми минут.

— Куда это Виктор отправляется в прогулочном экипаже?

— В экипаже? Виктор?

— Да, вон он, напротив дома. Он, кажется, собирается куда-то ехать.

— Позови его.

Бряк-бряк!

Роберт издал резкий пронизывающий свист, который наверняка долетел до пристани.

— Он не смотрит.

Миссис Лебрен бросилась к окну. Она позвала:

— Виктор! — Потом помахала платком и снова позвала.

Молодой человек забрался в экипаж и пустил лошадь в галоп.

Миссис Лебрен вернулась к машинке, пунцовая от раздражения. Виктор был ее младшим сыном — tête montée [19] Сверхвозбужденный, взвинченный (фр.). , — характер которого предполагал склонность к насилию; он обладал волей, которую никто не в силах был сломить.

— Ты только скажи, и я вложу ему в голову столько ума, сколько она будет способна вместить.

— Если бы только был жив его отец!

Бряк-бряк-бряк-бряк, бабах!

Миссис Лебрен придерживалась твердого убеждения, что вращение Вселенной и все, что проистекает из оного, со всей очевидностью происходило бы намного разумнее и подчинялось бы высшему порядку, если бы мистер Лебрен не был перемещен в иные сферы в первые годы их супружеской жизни.

— Что слышно от Монтеля? — поинтересовался Роберт.

Монтель был господином среднего возраста, чьи устремления, хотя и тщетные, в последние двадцать лет состояли в том, чтобы заполнить пустоту в доме Лебренов, образовавшуюся в результате вознесения на небеса супруга миссис Лебрен.

Бряк-бряк, бабах, бряк!

— У меня где-то письмо от него. — Миссис Лебрен поискала в ящике швейной машинки и нашла письмо на дне корзинки для рукоделия. — Он пишет, чтобы я сказала тебе, что он будет в Веракрусе в начале следующего месяца. — Бряк-бряк! — И если ты все еще намереваешься присоединиться к нему... — Бабах, бряк-бряк, бабах!

— Почему же ты мне раньше не сказала, мама? — воскликнул Роберт. — Ты же знаешь, что я хочу...

Бряк-бряк-бряк!

— Не видно еще миссис Понтелье и ее детей? Она снова опоздает к ланчу. Она всегда собирается в последнюю минуту. — Бряк-бряк! — Куда ты собрался?

— Где, ты сказала, Гонкур?

Все лампы в зале были зажжены, и каждая была направлена как можно выше, но так, чтобы не закоптить дымоход и не создать угрозу взрыва. Лампы располагались на стене на определенном расстоянии друг от друга по всему помещению. Кто-то принес ветки апельсинового и лимонного дерева, а между ними закрепили изящные гирлянды. Темная зелень веток выделялась и поблескивала на фоне белых муслиновых штор, драпировавших окна. Шторы вздувались, развевались и хлопали, подчиняясь капризной воле резкого ветра, дувшего со стороны залива.

Был субботний вечер, прошло уже несколько недель после интимного разговора, состоявшегося между Робертом и миссис Ратиньоль по пути с пляжа. На праздник с намерением остаться до воскресенья приехало небывалое количество мужей, отцов и друзей, и всех их должным образом развлекали их жены и дети, и не без существенной поддержки со стороны миссис Лебрен. Обеденные столы были сдвинуты в один конец зала, стулья стояли рядами. Все присутствовавшие уже обменялись домашними сплетнями. Теперь же, очевидно, появилось стремление расслабиться и задать более общий тон беседе.