Джованни Верга - Семья Малаволья

Бури, раскидавшие в разные стороны остальных Малаволья, прошли, не нанося особого ущерба домику у кизилевого дерева и рыбачьему судну, стоявшему у мостков, и хозяин ’Нтони, чтобы объяснить это чудо, говаривал, показывая сжатый кулак, — кулак, точно выточенный из орехового дерева:

— Работа веслом требует, чтобы все пять пальцев помогали друг другу. — И еще говорил:

— Люди, что пальцы на руках: большой палец должен делать то, что полагается большому пальцу, мизинец — то, что полагается мизинцу.

И семейка хозяина ’Нтони действительно была устроена, как пальцы на руке. На первом месте он сам, большой палец, на котором держался весь дом; следующий был его сын Бастьяно, Бастьянаццо, потому что он был рослый и толстый, как св. Христофор, нарисованный под сводом рыбного ряда в городе; но, рослый и толстый, Бастьянаццо неукоснительно шел по указанному ему курсу, и не высморкал бы носа, не скажи ему отец: «высморкай нос», да и в жены он взял себе Длинную, когда ему было сказано: «восьми ее». Потом шла Длинная, маленькая женщина, которая занималась тем, что ткала, солила анчоусы и рожала детей, все, как домовитая хозяйка; и наконец — внуки в нисходящем порядке: ’Нтони, старший, двадцатилетний шалопай, постоянно получавший от деда подзатыльники, а порою — больше для равновесия, когда подзатыльник был слишком здоровым, — и пинок ногой; Лука, «который был поумнее старшего», как говорил дед; Мена (Филомена), прозванная святой Агатой, потому что она постоянно сидела за ткацким станком, а по поговорке: «баба — за станок, курица — на шесток, тригла [4] Рыба, водящаяся в Средиземном море. — в свой срок»; Алесси (Алессио) — сопляк, весь в своего деда, и Лия (Розалия), еще ни рыба ни мясо. В воскресенье, когда они один за другим входили в церковь, казалось, что шествует целая процессия.

Хозяин ’Нтони [5] Только узкая полоса воды, «Стретто» Мессинского пролива, отделяет остров Сицилию от материка Италии. Круто, у самого моря, и в Реджио, и в Мессине, обрываются рельсы железнодорожного пути. Целые дни странные, неуклюжие пароходы с рельсами на палубе делают свое скучное дело — переправляют через море поезда, нагруженные людьми и товарами, чтобы сразу поставить вагоны на прерванные морем рельсы уже на другом берегу. Сицилия расположена совсем близко от коренной Италии, но узкая линия моря разделяет их на два почти различных мира. Главная часть в недалеком прошлом королевства Обеих Сицилий, остров и до сих пор сохранил медленно изглаживающиеся черты своеобразного старого уклада жизни, простые, грубоватые нравы и характерный язык, еще более отличный от итальянского, чем неаполитанское наречие Автор «Семьи Малаволья» Джованни Верга, сам уроженец Катании, одного из больших городов Сицилии, конечно, великолепно знает и чувствует этот с виду безыскусственный по строению речи, но замысловатый в своей яркой, красочной образности и примитивной силе язык сицилийской деревни, язык всей Сицилии, в сущности, потому что город в большинстве своем говорит на том же языке, если не отслоился и не заговорил на общеитальянском средне-литературном диалекте, какой услышишь и в Риме и во Флоренции, правда, с тем особенным произношением, по которому привычное ухо всегда узнает сицилийца. Из пословиц и поговорок, которыми буквально засыпают действующие лица романа и которые отражают старую житейскую мудрость, крепко засевшую в голову сицилийских крестьян, можно было бы составить целый сборник. знал также не мало правил и словечек, слышанных им от стариков, а «слово стариков никогда не лжет»: «Без рулевого барка не ходит», — «Чтобы быть папой, нужно уметь быть понамарем», — или же: «Берись за ремесло, которое знаешь; если не разбогатеешь, то и не прогадаешь», — «Будь тем, чем сделал отец, тогда уж не будешь подлец», и другие мудрые изречения.

Вот почему дом у кизилевого дерева благоденствовал, а хозяин ’Нтони слыл умной башкой, и настолько, что в Трецце его сделали бы коммунальным советником, если бы дон Сильвестро, секретарь, человек очень хитрый, не твердил постоянно, что хозяин ’Нтони безнадежный ретроград, один из тех реакционеров, которые защищают Бурбонов, и что он тайно замышляет возвращение Франческелло, [6] Презрительное имя короля Обеих Сицилий, Франциска II, изгнанного революцией 1860 г. для того чтобы хозяйничать в деревне, как он хозяйничал в собственном доме.

В действительности же хозяин ’Нтони и в глаза не видал Франческелло; он занимался своими делами и говаривал: «На ком забота по дому, тому некогда спать в волю», потому что «кто командует, тот и отвечает».

В декабре 1863 г. ’Нтони, старший из внуков, должен был явиться к рекрутскому набору во флот. Хозяин ’Нтони считался тогда на селе важной персоной, из таких, что не пропадут. Однако дон Джаммарья, викарий, заметил ему, что так ему и надо, что это плод той самой дьявольской революции, которую делали, вывешивая трехцветный платок на колокольне. Аптекарь же, дон Франко, наоборот, смеялся себе в бородищу и клялся ему, потирая руки, что, если бы им всем вместе удалось наладить дело с республикой, они дали бы коленкой в зад всему рекрутскому и налоговому начальству, солдат больше не было бы, а зато, если бы понадобилось, все пошли бы на войну. [7] Когда Верга писал своих «Малаволья», протекло только двадцать лет с тех пор, как Гарибальди присоединил революционно настроенный остров к итальянским владениям. Дух революционного протеста чувствуется всюду в романе. Одинаково ругает правительство и прикидывающийся республиканцем болтун-аптекарь, и хитрый, себялюбивый священник, которому хорошо живется именно при королевской власти. — «Он ест хлеб короля», — говорят в романе про самого мелкого служащего, про таможенного дозорного, и это — высшее проявление презрения и ненависти к чужаку в деревне, к представителю «il governo». Тогда хозяин ’Нтони стал просить его и умолять, ради бога, сделать республику немедленно же, раньше, чем его внук ’Нтони уйдет в солдаты — словно республика была у дона Франко в кармане; он так просил, что аптекарь в конце концов рассердился. А дон Сильвестро, секретарь, слушая эти разговоры, чуть не вывихнул себе челюсти со смеху и в конце концов заявил, что, стоит только сунуть немножко деньжат в карман тому-другому человеку — он знает, кому именно — и они уж найдут у его внука какой-нибудь недостаток и забракуют его. К несчастью, однако, парень был сделан на совесть, как фабрикуют еще в Ачи Трецца, и рекрутский врач, увидав такого молодца, сказал ему, что недостаток его лишь в том, что он поставлен, как чурбан, на ножищи, похожие на подпорки фигового дерева; но ноги, сделанные по образцу подпорок фигового дерева, во время какой-нибудь войнишки лучше подходят для палубы бронированного судна, чем узкие сапожки; вот почему ’Нтони и забрили без лишних разговоров. Когда новобранцев повели в казармы, Длинная бежала запыхавшись рядом с широко шагавшим сыном, наставляя его, чтобы он всегда носил на груди ладанку с образом Мадонны и посылал вести всякий раз, когда будет возвращаться из города кто-либо из знакомых — она потом пошлет ему денег на бумагу.