Алексей Николаевич Толстой - Хождение по мукам

С середины 1910-х годов творческие планы Толстого были непосредственно связаны с созданием романа о современности [334]. Дважды попытки писателя в этом направлении заканчивались откровенной неудачей. В начале 1914 г. Толстой задумал большое произведение о жизни и настроениях русского общества накануне войны, однако опубликованы из написанного были лишь фрагменты: повесть «Большие неприятности» и рассказ «Наташа». Главный герой повести, молодой архитектор Николай Николаевич Стабесов, приезжает из Москвы к отцу в небольшую приволжскую усадьбу. Разочарованный в жизни, он хочет быть счастливым, но счастьем не рациональной природы, а бездумным, органическим: «Пить, есть, заниматься делами и так далее еще не значит жить (...) а жить значит радоваться» (II, 166). Николаю Стабесову, напротив, «каждый раз казалось, что прожитый день был словно людной площадью, которую он перебежал, никого не коснувшись, и никто не задел его ни словом, ни чувством, ни рукой, будто он один и был живой во всем городе, а все остальное призраки, тени на экране» (II, 155). В диалогах Стабесова с отцом уже намечены проблемы, которые станут главными в «Хождении по мукам»: судьба России, причины нравственного нездоровья общества, будущее страны после неминуемой катастрофы, приближения которой Толстой, в силу своего обостренного восприятия социальной действительности, не мог не чувствовать. Отец героя, старый Стабесов, причины пустоты в жизни и душах целого поколения видит, прежде всего, в отказе от идеи общественного служения: «Пустота, – закричал он, – для этого мы сражались? Мы общественность готовили, а они, видите ли, выдыхаются (...) Ведь это пожар, пепел один остался (...) Никакого выхода не вижу и очень огорчен» (II, 175). Стабесов младший более оптимистичен. Он ищет выхода, прибегая к формуле, ставшей и для самого Толстого своеобразной точкой опоры в условиях уже не абстрактной, а реальной революционной катастрофы: «Вся Россия валит сейчас в эту пустоту, в неверие, в темное дно. И там, на дне, в пустоте, во мраке – она возродится. Настанет катастрофа. Я верю (...) Или погибель – нет России, или новый народ» (II, 196–197) [335]. В конечном итоге любовь к женщине возвращает героя из «чертовых потемок» к «чудесной красоте», заставляя признаться отцу: «Пустота во мне заполнилась простой, немудрой жизнью, я окунулся в нее и родился вновь. Должно быть, я не заметил, когда опустился совсем и переходил дно, а там, на дне, я зачерпнул жизнь (...) Я переполнен ею, я в избытке» (II, 196). Осененность любовью к женщине присуща и героям «Хождения по мукам» Ивану Телегину и Вадиму Рощину, также ищущим выхода из тупика.

К середине 1910-х годов относится работа писателя над романом, получившим в своей окончательной редакции название «Егор Абозов», в котором отразились впечатления автора от собственного негативно оцененного модернистского прошлого. В литературе о Толстом он занимает прочное место в ряду произведений, отмеченных критикой современного писателю декадентского искусства. С точки зрения предыстории «Хождения по мукам» произведение интересно представленным здесь способом подачи реального материала. В «Егоре Абозове» за характерными, порой гротесковыми образами проступает хорошо известный современникам литературный Петербург 1909—1911 гг. с узнаваемыми редакцией журнала «Аполлон» (в романе «Дэлос»), рестораном «Вена» («Париж»), кабачком «Капернаум» и артистическим кабаре «Бродячая собака» («Подземная клюква»). Без этого предварительного опыта в «Егоре Абозове» вряд ли так гармонично вписались бы в художественную ткань «Хождения по мукам» насыщенные реалиями современной жизни заседания общества «Философские вечера», футуристические бдения или сцены в «Красных бубенцах». Еще не законченным «Егор Абозов» был передан в «Книгоиздательство писателей в Москве» для решения вопроса о его публикации. Прочитавший роман драматург С.Д. Махалов указал на отдельные обидные черты сходства его героев с И.А. Буниным, Л.Н. Андреевым, А.И. Куприным, М.А. Кузминым, Д.С. Мережковским и другими, что, собственно, и явилось основной причиной для отказа автору [336]. При жизни Толстого роман так и не был напечатан, оставшись незавершенным.

В одном из писем Н.В. Крандиевской декабря 1915 г. Толстой писал: «Сандро [337]рассказывал мне сегодня удивительную вещь – легенду о Христофоре [338]. Хотя легенда средневековая, но точно создана для России, для наших дней. Это грандиозный план для романа – то, чего не хватает, например, у “Егора Абозова”» [339]. Вряд ли Толстой мог предположить тогда, что «грандиозность» замысла его следующего романа будет определяться не легендарными событиями, а вполне реальной российской действительностью, взорванной войной и революцией.

К сожалению, не фиксируется документально время возникновения у писателя замысла одного из главных его произведений, романа «Хождение по мукам». Молчат об этом щедро наполненные наблюдениями современной жизни сохранившиеся дневники и письма Толстого. О времени начала работы над романом мы знаем только со слов самого автора. В его последней автобиографии (1942) написано: «Осенью восемнадцатого года я с семьей уезжаю на Украину, зимую в Одессе (...) Из Одессы уезжаю вместе с женой в Париж. И там, в июле 1919 года, начинаю эпопею “Хождение по мукам”» (I, 45) [340]. Годом позже, в интервью в связи с присуждением ему Сталинской премии за трилогию, он подтвердил эту дату: «Первую книгу “Сестры” [341]я начал писать в середине июля 1919 года» (X, 399). В статье «Как мы пишем» (1930) Толстой рассказывал: «Я жил тогда в Париже (...) и этой работой хотел оправдать свое бездействие, это был социальный инстинкт человека, живущего во время революции: бездействие равно преступлению» (X, 146). Это высказывание писателя ретроспективно, а потому наполнено более поздними оценками собственного творчества конца 1910-х – начала 1920-х годов. Однако и оно несет в себе известную долю истины. Работа над произведением, видимо, стала для него своеобразной путеводной нитью, точкой опоры в хаосе первых месяцев эмиграции, когда нужно было налаживать новую жизнь, приспосабливаясь к вынужденным обстоятельствам. Так или иначе, Толстой начинает писать роман сразу по приезде в Париж [342].