Афонсо Лима Баррето - Печальная судьба Поликарпо Куарезмы

Он поехал на станцию, чтобы лишний раз взглянуть на все эти корзины с умилением отца, наблюдающего, как его сын устремляется навстречу славе и победе. Несколько дней спустя он получил деньги, сосчитал их и вычел расходы. В тот день он не ходил на плантации, поглощенный бухгалтерской, а не сельскохозяйственной работой. Он столько раз отвлекался на разные дела, что плохо справлялся с подсчетами, и лишь в середине дня смог сказать сестре:

— Знаешь, какую прибыль мы получили, Аделаида?

— Нет. Меньше, чем с авокадо?

— Чуть больше.

— Сколько же?

— Две тысячи пятьсот семьдесят реалов, — ответил Куарезма по слогам.

— Что?..

— Именно так. Только за перевозку я заплатил сто сорок две тысячи пятьсот.

Госпожа Аделаида некоторое время продолжала смотреть на свое шитье, потом, наконец, подняла глаза:

— Послушай, Поликарпо, лучше бросить это… Ты зря потратил столько денег… Одни только муравьи во что обошлись!

— Что ты, Аделаида! Думаешь, я хочу заработать состояние? Я делаю это, чтобы подать пример, поднять значение сельского хозяйства, показать, как получать урожай с наших плодороднейших земель…

— Да-да… Ты всегда хочешь быть пчелиной маткой… Ты видел хоть раз, чтобы богачи шли на такие жертвы? Посмотри на них!.. Небылицы… Они сажают кофе, так как власти всячески поддерживают кофейных плантаторов…

— Но я иду.

Сестра уткнулась в свое шитье. Поликарпо встал и подошел к окну, из которого был виден птичник.

День был пасмурным, неприятным. Он поправил пенсне, присмотрелся и сказал:

— Аделаида, ведь это мертвая курица?

Пожилая сеньора поднялась, взяв свое вязание, подошла к окну и подтвердила:

— Да… Сегодня уже вторая.

После этого короткого разговора Куарезма вернулся в свой рабочий кабинет. Он обдумывал серьезные сельскохозяйственные реформы. Ранее он послал за каталогами и теперь собирался их просмотреть. Его мысли уже обращались к двойному плугу, механической косилке, сеялке, корчевальной машине, грейдерам — все эти американские орудия из стали могли заменить двадцать человек. Раньше он не хотел внедрять эти новшества: самые богатые в мире земли не нуждались в подобных методах, чтобы давать урожай, — Куарезма считал их искусственными, надуманными. Но теперь он был готов применить их в порядке эксперимента. Однако он по-прежнему противился удобрениям. Как говорил Фелизардо, «землю вспахал — считай, навоз разбросал». Куарезма считал кощунством добавлять нитраты, фосфаты или даже простой навоз в бразильскую почву. Это выглядело оскорбительно.

Признание того, что техника необходима, означало для него крушение всей системы идей и побуждений. Так он сидел, выбирая плуги и прочие «Плэнеты», «Бэджеки» и «Брабанты» разных типов, когда мальчик-слуга объявил о прибытии доктора Кампоса.

Вошел председатель муниципального совета — жизнерадостный, добродушный, обширный телом. Доктор Кампос был высоким и тучным человеком с выпирающим животиком, карими, слегка выкаченными глазами и среднего размера головой правильной формы; посреди лица сидел бесформенный нос. Смугловатая кожа, длинные и уже седые волосы — то, что у нас называют «кабокло», хотя усы его закручивались. Родом он был не из Курузу, а из Баии или Сержипи, но жил в этих краях уже больше двадцати лет; здесь он женился и благоденствовал благодаря приданому жены и своей медицинской практике. Как врач, он не тратил много усилий, зная наизусть с полдюжины рецептов; с давних пор ему удавалось лечить все хвори местных жителей при помощи небольшого числа лекарств. В качестве главы муниципалитета он был одним из самых значительных людей в Курузу. Куарезме он нравился — за свойское обращение, приветливость и простой нрав.

— Приветствую, майор! Как тут у вас? Много муравьев? А у нас уже нет.

Ответ Куарезмы прозвучал не так воодушевленно и жизнерадостно; тем не менее радостный тон доктора доставил ему удовольствие. Тот продолжил, естественно и непринужденно:

— Знаете, почему я пришел, майор? Не знаете, ведь так? Хочу попросить вас о небольшой услуге.

Майор не удивился. Он симпатизировал доктору и всегда был готов помочь ему.

— Как вам известно, майор…

Голос его сделался мягким, вкрадчивым, приглушенным; слова, вылетавшие изо рта, казались подслащенными, складывались и извивались:

— Как вам известно, майор, в ближайшие дни пройдут выборы. Победа у нас в кармане. Все собрания за нас, кроме одного… И если бы вы, майор, захотели…

— Но как? У меня нет права голоса, и поэтому я не вмешиваюсь в политику и не хочу этого делать, — простодушно заявил Куарезма.

— Именно поэтому, — отчеканил доктор. Потом голос его стал бархатистым: — Избирательный участок совсем рядом с вами, в школе…

— И что?..

— У меня с собой письмо от Невеса, адресованное вам. Если бы вы соизволили ответить — лучше прямо сейчас, — что выборов не было… Вы соизволите?

Куарезма твердо посмотрел на доктора, поскреб бородку и ответил ясно и отчетливо:

— Это совершенно невозможно.

Тот не обиделся и заговорил еще мягче, еще елейнее, перейдя к доводам: это для блага партии, единственной, которая борется за подъем сельского хозяйства. Куарезма был непреклонен, говоря, что это невозможно, что эти споры ему крайне неприятны, что он не принадлежит ни к одной партии, а если бы принадлежал, то не стал бы утверждать что-либо, не проверив сначала, правда это или ложь.

Кампос не выказал раздражения. Поговорив о пустяках, он удалился с любезным видом, став еще жизнерадостнее, если такое было возможно.

Все произошло во вторник, в тот самый пасмурный и неприятный день. Вечер принес грозу и сильный ливень. Небо прояснилось только в четверг, когда к майору внезапно явился человечек в старой потертой форменной одежде. Он принес официальную бумагу для него, собственника «Покоя», о чем и объявил.

Согласно указам и постановлениям муниципалитета, говорилось в бумаге, господину Поликарпо Куарезме, собственнику имения «Покой», предписывалось, под страхом взысканий, введенных этими же указами и постановлениями, прополоть и расчистить участки земли у границ имения, прилегающие к дорогам общественного пользования.

Майор задумался. Такое предписание выглядело невероятным. Или это правда? Нет, шутка… Он перечитал бумагу и увидел подпись доктора Кампоса. Значит, правда… Но что за нелепое предписание — прополоть и расчистить обочину дороги на протяжении тысячи двухсот метров! Фасад его дома смотрел на дорогу, часть имения примыкала к другой дороге на протяжении восьмисот метров. Как такое возможно?..

Старинная повинность! Это просто нелепо! Но иначе у него могут конфисковать имение. Он поговорил с сестрой, та дала совет: побеседовать с доктором Кампосом. Куарезма передал ей разговор, который произошел несколько дней назад.