Йоан Славич - Избранное

А если он сумасшедший? Нет! И на сумасшедшего не похож. Просто бедный, сбитый с толку человек, не знающий, в какую сторону кинуться и что делать.

Надо бежать за ним… Но куда?

Остается одно: отправиться без провожатых, вечером, к десяти часам…

Невозможно!

Но другого выбора у нее не оставалось. Впрочем, есть еще один выход. Маклер Шварц — человек честный… Он неоднократно выручал ее и ни разу не обманул, не выдал. Он многое понимает, но молчалив как могила.

«Если пойти к нему, — рассуждала про себя Лина, — и попросить сопровождать меня, он не станет выпытывать, зачем я иду, почему беру его с собой, он просто попытается сам во всем разобраться. Ну что ж! Мне до этого дела мало. Лишь бы не отказался да помалкивал. Пойду! Ничего лучшего не придумаешь!»

Точь-в-точь так же подумал Дуцу, когда проснулся и вскочил испуганно на ноги.

В доме и на улице было темно, не поймешь — то ли только начало смеркаться, то ли давно уже наступила ночь. Он еще ничего не ел, но, видимо, пора было отправляться. Нужно пройти еще и через такое испытание! Другого выхода все равно нет!

Мадемуазель Лина днем вообще не спала, а потому явилась в назначенное место за добрый час до срока и успела потерять всякое терпение и надежду. Но она продолжала ждать, шагая взад и вперед по шоссе, поглядывая то в сторону Бэняса, то на Шварца, который стоял возле дороги, прислонясь к толстой липе, со спокойным и терпеливым безразличием человека, который занят своим делом и ничем другим не интересуется.

Дуцу прошел мимо Шварца, не обратив на него внимания. Потом на миг приостановился и пошел чуть медленнее, чем раньше.

Был одиннадцатый час. Ночь стояла безлунная, но небо было светлое. Сквозь подернувшую его дымку чуть заметно мерцали звезды. Лина, которая уже часа два находилась в темноте, так что глаза ее к ней привыкли, заметила Дуцу гораздо раньше, чем он ее. Она вздрогнула, когда он приостановился и пошел потом медленнее. Лина не могла разглядеть его лица, но достаточно было видеть его походку, чтобы понять, что он в нерешительности и колеблется.

Чувствовалось что-то крадущееся, злобное в его замедляющихся шагах. И Лина сама тронулась к нему навстречу, стараясь вместе с тем оказаться поближе к Шварцу.

Дуцу снова остановился. Он шел сюда с одной мыслью, а теперь у него возникла другая. Он уже начинал терять надежду, что найдет эту женщину, и пока шел по дороге, сердце его сжималось все сильней и сильней. «Все-таки пришла», — подумал он, заметив Лину.

Что же заставило ее прийти, стоять, дожидаться, переживать ночные страхи? Жажда денег — его денег!..

И Дуцу уже видел перед собой не женщину, к которой спешил с мыслью, что она сумеет ему помочь, а хитрую змею, которая сумела выманить у него его тайну, змею, которая охотится за его деньгами и может его выдать.

Чего же он хочет?.. Зачем он заставил ее прийти в Бэняса?..

Он хочет от нее избавиться!..

Но это трудно! Легче подумать, чем решиться…

Дуцу охотно сбежал бы сейчас прочь, но было поздно.

— А я думала, что ты не придешь, — сказала она глухим от нахлынувших на нее чувств голосом.

Он остановился и удивленно стал ее рассматривать.

Будто совсем не та женщина. Похожа на ту, но выше ростом, крепче, решительней! И бессознательно, почти инстинктивно, Дуцу дотронулся до ее плеч и рук, чтобы убедиться, так ли они нежны и мягки, как у той.

Мадемуазель Лина испуганно отшатнулась. Движение Дуцу не оскорбило ее, о нет! За три года своей актерской жизни, а может и еще раньше, она привыкла к подобным вещам. Но в его пальцах ей почудилась какая-то жесткость, в их прикосновении крылось что-то необычное, и это невольно заставило ее отпрянуть.

Она привела с собой Шварца, потому что ей было страшно идти сюда одной. Но Шварц ведь не понимал, зачем он здесь, а Дуцу никак не мог знать, что с Линой есть еще кто-то.

И все-таки Дуцу недалеко ушел от истины, когда подумал: «Женщина — всегда женщина!»

— Знаешь, я пришла не одна, — призналась мадемуазель Лина, подбадриваемая мыслью, что ее защитник поблизости.

— Не одна? — в замешательстве переспросил Дуцу.

— Мне было скучно, — сказала она, — и я взяла с собой Шварца, маклера, но он ничего не знает, и сообщать ему ни о чем не надо.

Дуцу снова подумалось, уж не снится ли ему все это.

Она, конечно, сколько угодно может утверждать, что Шварц ничего не знает. Как бы не так!.. Нет, сегодня знают двое, завтра будут знать четверо, послезавтра — все восемь.

Попался, бедняга, окружили тебя со всех сторон, теперь только и остается совсем отдаться им в руки.

Но как всегда, когда он попадал в передрягу, Дуцу утешал себя тем, что, в конце концов, родился под счастливой звездой и рука у него легкая. Разве не нашел он клад, когда другим это не удавалось? И не благополучно ли вышел из всевозможных испытаний? Ведь какой великий грех готов он был совершить в эту минуту, если бы счастье не поставило на его пути Шварца!

— А где Шварц? — спросил Дуцу.

— Это неважно, — ответила Лина. — Пойдем вперед, будто спешим по делу. Он последует за нами, не зная, куда мы его ведем. Пусть думает что хочет, мне все равно. За труд он завтра получит деньги, и все останется между нами.

— Нет, не пойдем, — возразил Дуцу. — Слишком поздно. Вернемся лучше домой и приготовим монеты к завтрашнему дню.

Однако мадемуазель Лине вовсе не хотелось второй раз разгуливать по лесу Бэняса.

— Ты отправляйся домой первый, а я пойду со Шварцем, — сказала она. — Мне не хочется, чтобы он знал тебя в лицо.

На самом же деле в интересах самой Лины было устроить все так, чтобы ее любезный друг Ригопуло ни о чем не догадывался. Это был старый ревнивый грек, и она не могла сказать ему правду, — нельзя же с ним ссориться, пока она не будет вполне обеспечена.

Однако Дуцу показалось невозможным расстаться сейчас с мадемуазель Линой, он чувствовал себя уверенным, лишь оставаясь с ней наедине. Но что ему было делать?

— Не заставляй меня ждать, — промолвил он наконец и двинулся вперед.

Через полчаса они уже стояли перед столом с рассыпанными на нем монетами. Дверь была заперта, шторы опущены. Оба отбирали и откладывали в сторону те, что стоили по двести и девяносто лей, — с них-то и собирался начать Дуцу.

А как быть с оставленными у колодца Брынкованки?..

Из них тоже не мешало бы кое-что отобрать сейчас.

Но уже полночь, и кто знает, что может случиться, если они туда отправятся.

Особенно мадемуазель Лина… Разве решится, разве может она пойти с ним вдвоем, глубокой ночью, в такую глушь?

Но она могла!

С того момента, как мадемуазель Лина увидела рассыпанное на столе золото, ощутила пальцами его холодноватую гладкость, она поняла, что не в состоянии расстаться с Дуцу. Она страшилась потерять его, страшилась, что он исчезнет.