Бенито Перес Гальдос - Тристана. Назарин. Милосердие

Неторопливо спустившись на эспланаду, наша нищенка увидела двух ослов… какое там двух! — восемь, десять, а то и больше, все в кричаще алых ошейниках; неподалеку от них небольшими группами расположились цыгане, гревшиеся на солнце, которое поднялось уже довольно высоко, и в его ослепительных лучах яркими пятнами горели цветастые наряды людей и украшения на животных. Говор, шутки, смех и беготня. Парни гонялись за молодыми цыганками, те проворно убегали; одетые в лохмотья дети кувыркались в пыли, и лишь ослы держались степенно и важно среди всеобщего гама и суеты. Старые цыганки, смуглые до черноты, судачили, собравшись отдельной группой у большущего дома с галереей, похожего на коробку. Какие-то девушки стирали тряпье в луже, образовавшейся посередине эспланады у водоразборной колонки. У одних лица были темные, почти черные, и на них ярко выделялись крупные серьги; у других кожа была посветлей, и все они были стройные, грациозные, ловкие и бойкие на язык. Старушка поискала, нет ли среди цыган кого-нибудь знакомого, прошлась туда-сюда, и ей показалось, что одного из цыган она когда-то видела в больнице, куда он приходил встретить свою подругу, которую в тот день выписывали. Но подходить сразу не стала, потому что ее знакомый вел жаркий спор с товарищами о потертостях на крупе осла, и момент был неподходящий. Но вот подрались двое мальчишек, на одном из них были штаны с разорванными сверху донизу штанинами, из которых выглядывали черные ноги до самого бедра, у другого на голове было что-то вроде тюрбана, а на теле — один лишь мужской пиджак; цыган подошел разнять их, Бенина, пользуясь случаем, пришла ему на помощь и тут же спросила:

— Скажите, добрый человек, не видели ли вы здесь вчера или сегодня слепого мавра по имени Альмудена?

— Видел, сеньора, и говорил с ним, — ответил цыган, раздвинув в улыбке толстые мясистые губы и показывая два ряда идеально ровных белых зубов. — Повстречал его на мосту… Он сказал, что со вчерашнего дня живет в одном из домов Ульпиано… и что… не помню, что еще… Посторонитесь, добрая женщина, этот осел норовистый, как бы не лягнул…

Бенина отскочила, увидев вблизи задние ноги крупного осла, которого двое парней охаживали палками, как видно, с целью воспитания строптивого животного в цыганском духе, и направилась к тем домам, на которые ей указал белозубый цыган.

По направлению к Сеговийскому мосту от эспланады отходила не то дорога, не то кривая улица. По левую руку от нее стоял домина с галереей — гигантский улей, разделенный на дешевые клетушки, за которые брали всего шесть песет в месяц, а дальше шли глинобитные стены и надворные постройки некоей фермы, именовавшейся «усадьбой Вальдеморо». По правую руку в беспорядке лепились друг к другу обветшалые домишки с внутренними дворами, заржавелыми оконными решетками и грязнобелыми глинобитными стенами — трудно представить себе более жалкую и примитивную городскую или сельскую архитектуру. Кое-где над дверями красовались мозаичные изразцы с изображением святого Исидора и датой постройки, а над покоробившимися дырявыми крышами торчали затейливой формы жестяные флюгера. Приблизившись к одному из домов, Бенина заметила, что кто-то выглядывает в забранное решеткой окно, и хотела навести дальнейшие справки — оказалось, это белый осел, который при звуках ее голоса высунул наружу длиннущие уши. Старушка зашла в первый двор: он был мощен камнем, но весь в рытвинах, его окружали лачуги разной величины, жилые сараи или просто дощатые коробки, крытые латунными листами; на одной из беленых стен, не такой грязной, как остальные, Бенина увидела намалеванный красной охрой корабль, трехмачтовый фрегат вроде тех, что рисуют дети: с длинной трубой, над которой вьется дым. Рядом с дверью худая, изможденная женщина стирала в корыте какие-то тряпки, это была не цыганка, а здешняя. Она рассказала, что по левую сторону двора живут цыгане со своими ослами, причем под одной крышей мирно уживаются люди и животные, тем и другим ложем служит мать-земля, а деревянные кормушки люди используют как изголовье. Справа, в таких же грязных ослиных стойлах, живет много бедняков из тех, что утром уходят в Мадрид: за десять сентимо им предоставляется место на земле — спи себе на здоровье. Когда Бенина сообщила женщине приметы Альмудены, та заверила, что он действительно здесь ночевал, но ушел спозаранку вместе с остальными, так как подобные спальни к утренней неге не располагают. Если сеньора хочет передать что-нибудь слепому мавру, она передаст, как только он вернется на ночлег.

Поблагодарив женщину, Бенина вышла из двора и прошла до конца улицы, поглядывая по сторонам. Она рассчитывала увидеть на каком-нибудь из лысых холмов фигуру марокканца, предающегося грусти под лучами утреннего солнца. После домов Ульпиано справа идут лишь голые каменистые склоны, которые служат свалкой для всякого рода отбросов и мусора. Метрах в ста от эспланады дорога делает поворот, вернее, зигзаг и идет к станции Пульгас, ее снизу можно узнать по горе угля, заборам, ограждающим пути, да по клубам дыма, поднимающимся к небу. Недалеко от станции, чуть восточнее, проходит сточная канава, по которой течет темная, как чернила, вода; поток прорезает склоны холмов, скрываясь в сточной трубе, и удобряет огороды, прежде чем впасть в реку. Тут наша нищенка задержалась и, острым, рысьим взглядом окинув окрестности, увидела, как черная вода каскадами низвергается из трубы в глубокую канаву, оглядела грядки, засаженные белой свеклой и салатом-латуком. Кинула взгляд и еще дальше, ибо знала, что африканец любит пустынные дикие места. День был погожий: яркое солнце высвечивало буйную зелень свекольной ботвы и фиолетовые завязи салатной капусты, разливая радость на всю долину. Старушка не раз останавливалась, давая взору насладиться созерцанием богатых всходов на грядках, оглядывала лысые холмы, но нигде не увидела греющегося на солнце марокканца. Возвратившись на эспланаду, спустилась к реке, прошла мимо прачечных и домов, лепившихся к контрфорсу моста, — не видать Мордехая. Изрядно устав, поплелась обратно в Мадрид с твердым намерением продолжить поиски завтра.

Дома особых новостей не было — да что это я? — была новость, да такая, которую можно было бы назвать чудом, происшедшим по велению подземного духа Самдая. Только Бенина вошла, как донья Пака взволнованно сообщила:

— Ты знаешь, Бенина, я так тебя ждала… Мне так хотелось тебе рассказать…

— О чем, сеньора?

— Что сюда заходил дон Ромуальдо.

— Дон Ромуальдо!.. Опять, наверно, вам приснилось.

— Да с чего бы… Может, этот сеньор пришел в мой дом из другого мира?

— Нет, но…

— Меня это, конечно, поразило… Что случилось?