Роберт Хайнлайн - «Магия, инкорпорейтед». Дорога Доблести [litres]

Я стоял, краснея от стыда, а Дораль не сводил с меня глаз, время от времени издавая одобрительный свист или сопение. Стар закончила рассказ обычным «Так все это и было», а Дораль шумно втянул воздух и попросил:

– Нельзя ли повторить ту часть, где говорилось про Игли?

Стар согласилась и продекламировала все снова, пользуясь другими оборотами и уснащая повествование новыми деталями. Дораль, то хмурясь, то кивая в знак внимания, жадно слушал.

– Героическое решение, – произнес он. – Значит, он еще и математик? Где же он учился?

– Он прирожденный гений, Джок!

– Получается так! – Он подошел ко мне, посмотрел прямо в глаза, положил руки мне на плечи. – Герой, победивший Игли, достоин любого жилья. Не окажет ли он честь моему дому, приняв гостеприимство кровли… и стола… и постели?

Он говорил очень серьезно, упорно глядя мне в глаза. У меня не было возможности перекинуться взглядом со Стар, не говоря уже про Руфо, чтобы получить указания. А они мне были необходимы. Человек, который самодовольно толкует, что хорошие манеры всюду одинаковы, что люди – везде люди, явно никогда не отъезжал от своего захолустья дальше ближайшего полустанка. Я парень простой, неученый, но достаточно поболтался по свету, чтобы постичь эту простую истину. То, что происходило, имело официальный характер, даже протокольный, и требовало такого же официального ответа.

Я постарался быть на уровне. Положил руки ему на плечи и серьезно ответил:

– Я благодарю вас за эту честь, далеко превосходящую мои заслуги, сэр.

– Но ты принимаешь ее? – настаивал он с тревогой в голосе.

– Принимаю от всего сердца. – (Сердце – довольно близко по смыслу, я еще плохо владел здешним языком.)

Он перевел дух с явным облегчением:

– Дивно! – Он схватил меня в свои медвежьи объятия, расцеловал в обе щеки, и только быстрое и решительное движение головой спасло меня от лобзания в уста.

Затем Дораль вытянулся во весь рост и завопил:

– Вина! Пива! Шнапса! Где тот несчастный вахлак, которому надо задать трепку! Я сдеру с него шкуру ржавым напильником! Кресла сюда подать! Обслужить Героя! Куда все запропастились?!

Последнее заявление не соответствовало действительности: пока Стар декламировала, какой я есть развеликий герой, на веранде уже собралось человек двадцать-пятьдесят, которые, толкаясь локтями, старались меня получше рассмотреть. Среди них, вероятно, находились и слуги, ибо тут же в одной руке у меня появилась кружка эля, а в другой – четырехунцевый стакан с огненной водой стопроцентной крепости, причем все это – еще до того, как хозяин кончил орать. Джоко осушил свой стакан одним глотком, я последовал его примеру, после чего рухнул на стул, который мне вовремя кто-то подставил. Во рту у меня полыхал пожар, а волосы встали дыбом, так что оставалось лишь надеяться, что пиво загасит это пламя.

Какие-то люди завалили меня кусками сыра, холодного мяса, маринованными овощами, непонятными закусками и заедками, впрочем очень вкусными, даже не дожидаясь, когда я их возьму, а просто засовывая мне их в рот всякий раз, как я открывал его, чтобы произнести Gesundheit [16] Здесь : Ваше здоровье! (нем.) . Я поглощал все это по мере появления, и скоро закуски заблокировали действие той плавиковой кислоты, что я выпил вначале.

Тут Дораль начал представлять мне домочадцев. Лучше бы на них имелись какие-нибудь знаки отличия, потому что я никак не мог разнести их по табели о рангах.

Одежда тут не помогала; сквайры одевались так же, как батраки, а вторая горничная могла (а часто так и делала) навесить на себя целый груз золотых украшений и напялить вечерний туалет. Да и представляли их мне без соблюдения этих самых рангов.

Хорошо хоть я вовремя усек, кто тут хозяйка дома – жена Джоко, вернее, его старшая жена. Это была видная зрелая женщина, брюнетка с несколькими лишними фунтами веса, однако весьма завлекательно распределенными по фигуре. Одета она была так же просто, как и сам Джоко, но, к счастью, я заметил, что она подходила здороваться со Стар и они обнялись как старые добрые подруги. Поэтому я навострил уши, когда через несколько минут ее представили мне как Дораль (как и Джоко, только с женским окончанием).

Я тут же вскочил с кресла, взял ее руку, склонился над ней и поцеловал. Это ничуть не походило на невианские обычаи, но вызвало крики восторга, а миссис Дораль покраснела и приосанилась, тогда как Джоко гордо ухмыльнулся.

Встал я только перед ней. Мужчины и мальчики шаркали мне ножкой, женщины от шести до шестидесяти лет низко приседали, но не так, как это делается у нас, а по обычаю Невии. Больше всего это напоминало па из твиста. Сначала балансируют на одной ноге, как можно сильнее отклоняя назад туловище, потом на другой, так же сильно наклоняясь вперед и при этом вибрируя всем телом. Выраженные в словах, эти движения не кажутся грациозными, но в действительности они именно таковы, а в семье Дораль благодаря им не было случая артритов или повреждения позвоночных дисков.

Джоко не затруднял себя произнесением имен. Женщины все представлялись мне как «лапочки», «красотки» и «очаровашки», а мужчины, даже те, что были старше Джоко по возрасту, – как «сыночки». Вполне возможно, что многие действительно были его детьми. В семейных и общественных отношениях Невии я так и не разобрался. На первый взгляд это было что-то вроде феодализма, но кем была эта толпа – рабами, крепостными или членами одной огромной семьи, – не знаю. И то и другое, полагаю. Титулы тоже ничего не проясняли. Единственный титул, который был у Джоко и выделял его среди прочих, была приставка «сам» – Сам Дораль, что отличало его от других сотен прочих просто Доралей. В своих воспоминаниях я направо и налево бросаюсь титулом «милорд», поскольку Стар и Руфо пользовались им в своей английской речи, но, в общем-то, это была просто вежливая форма обращения, отдаленно сходная с невианской. «Фрейгерр» не означает «свободный человек», а «монсеньор» не значит «мой господин» – такие понятия точно не переводятся. Стар украшала свою речь «милордами», поскольку вежливость не позволяла ей говорить «эй, ты!» даже близким друзьям.

(Между тем самое вежливое обращение на невианском языке обошлось бы вам в Нью-Йорке в хорошую зуботычину.)

Когда наконец все присутствующие были представлены Гордону Первоклассному Герою, мы разошлись, чтобы подготовиться к банкету, которым Джоко решил вознаградить себя за обманутые надежды на трехмесячные каникулы. Это не позволило мне поговорить со Стар и, уж разумеется, с Руфо. Две лакеицы повлекли меня в мои покои.

Вы не ослышались. Слово женского рода. Во множественном числе. Хорошо еще, что я привык к женской обслуге в европейских общественных туалетах с писсуарами без перегородок и еще больше свыкся в Юго-Восточной Азии и на Иль-дю-Леван. В американских школах искусству обращения со лакеицами не учат. Особенно если они молоды, очаровательны и в высшей степени готовы к любым услугам, а у тебя за спиной долгий, полный опасностей день. Я еще после своего первого участия в патруле узнал, что ничто так не повышает физиологическую активность, как ружейный обстрел и выход из него живым.