Даниил Мордовцев - Замурованная царица. Иосиф в стране фараона (сборник)

Верховный жрец встретил пришедших ласково.

– Какое прелестное дитя! – сказал он, подходя к Хену. – Как тебя зовут, маленькая красавица? – ласково спросил он, гладя курчавую головку девочки.

– Хену, – отвечала она, нисколько не сробев: старый толстяк показался ей таким добродушным дедушкой.

– А сколько тебе лет?

– Двенадцатый, а потом пойдет тринадцатый.

– Ого, как торопится расти, – рассмеялся жрец, – это пока до семнадцати лет, а там начнет расти назад и убавлять свои года. А есть у тебя мать?

– Нет, мама умерла: она там, в «городе мертвых», – печально отвечала Хену.

– А отец?

Девочка молчала; за нее ответил дед.

– Он давно в плену, святой отец, его взяли финикияне в морской битве при устьях Нила, у Присописа, и продали в рабство в Троиду.

– В Троиду! О, далеко это, далеко, на далеком севере, – проговорил старый жрец. – Я знаю их город Трою; я был там давно с поручениями от великого фараона Сетнахта, и царь Приам принял меня милостиво. Я там долго пробыл и старика Анхиза знал, и Гекубу… А теперь, слышно, Трою разрушили кекропиды из-за какой-то женщины. О, женщины, женщины! [16] Рамзес III был современником осады и разрушения греками Трои (около 1200 лет до Р. Х.). – Д. М.

Старик разболтался было, но скоро опомнился: ведь он верховный жрец, и притом божества-женщины…

– Бедный Приам! – сказал он как бы про себя. – Сын мой, – обратился он к младшему жрецу, приведшему к нему Пенхи с внучкой, – поди приготовь святилище богини.

Младший жрец вышел. Ири также удалился в соседнюю комнату, чтобы надеть на себя священную цепь и мантию.

Хену, оставшись одна с дедом, с жадным любопытством и боязнью осматривала помещение верховного жреца. Изображения божеств внушали ей суеверный страх, зато опахала из страусовых перьев, украшенные золотом и драгоценными камнями, приводили ее в восторг.

Скоро появился и Ири в полном облачении. В руке он держал блестящий бронзовый систр, который при сотрясении издавал музыкальный звук, весьма похожий на треск цикад.

– Дитя мое, – обратился Ири к Хену, смотревшей на него большими изумленными глазами, – ты смотрела в священные очи бога Аписа?

Девочка не знала, что сказать, боясь ответить невпопад. Она посмотрела на деда.

– Отвечай же, дитя, – сказал старик. – Тогда, во время священного шествия бога Аписа, ты упала перед ним на колени и видела его глаза?

– Видела.

– А что чувствовала ты, когда бог взглянул на тебя?

– Я испугалась.

– Это священный трепет – в нее вошла божественная сила, – пояснил верховный жрец. – А теперь идем.

Ири взял длинный посох с золотой головкой кобчика наверху, и они вышли на двор. В темноте снова выступила голова льва, освещенная как бы изнутри фосфорическим огнем.

– Богиня благосклонно открывает тебе свое божественное лицо, – сказал жрец Хену, снова оробевшей.

Преклонив колени перед статуей матери богов, они прошли дальше и вошли в самое святилище. И там было изображение Сохет рядом с изображением Пта. От жертвенника синеватой струйкой подымался дым курения; толстые, как колонны, восковые свечи в огромных подсвечниках освещали жилище богини.

Верховный жрец, преклонившись перед божеством и опираясь на посох, правой рукой сделал движение в воздухе, потрясая систром. Раздались тихие музыкальные звуки, словно бы они исходили из огромной бронзовой головы матери богов. Голова невнятно, глухо проговорила несколько слов, которые жрец повторял за нею:

– Пта, Сохет, Монту, Озирис, Горус, Апис…

За жертвенником послышался странный звук, точно шипение змеи. И действительно, из-за жертвенника выползала большая серая змея. Увидев жреца, она свилась спиралью, и только плоская голова ее дрожала и вытягивалась, выпуская черное раздвоенное жало-язык.

Жрец стукнул посохом, и змея поползла к Ири, к его посоху. Он еще стукнул, и пресмыкающееся, коснувшись головой посоха, обвилось вокруг него и стало спиралью подниматься вверх, к руке жреца.

– Священный уреус благоволит принять жертву из рук чистого существа, – проговорил Ири, потрясая систром.

Тогда из-за завесы, скрывавшей дверь позади жертвенника, вышел младший жрец. Он держал в руке какую-то маленькую птичку.

– Хену, чистое дитя, возьми жертву, – сказал Ири, обращаясь к девочке, которая, казалось, застыла в изумлении и ужасе.

Младший жрец передал ей птичку, которая даже не билась в руках. Змея, держась спиралью на посохе, повернула голову к птичке. Глаза пресмыкающегося сверкали.

– Дитя, отдай жертву священному уреусу, – сказал Ири.

Девочка не двигалась – она не спускала глаз со змеи.

– Пенхи, сын мой, подведи девочку, – сказал жрец старику.

Тот повиновался и подвел девочку к посоху, к самой змее. Змея потянулась к птичке.

– Пусть отдаст, – сказал жрец.

Рука Хену автоматически потянулась вперед, и змея моментально схватила птичку.

– О дедушка! Страшно! Она глотает птичку! – вся дрожа, проговорила девочка, цепляясь за старика.

– Жертва принята, – торжественно произнес верховный жрец, вставая.

Змея быстро соскользнула с посоха и уползла за жертвенник. Тогда Ири подошел к Хену и, желая ободрить ее, стал гладить и целовать ее голову.

– Испугалась, девочка? Ничего, ничего, крошка, теперь все кончилось, – говорил он нежно.

Услыхав, что все страшное кончилось, Хену несколько ободрилась.

– Теперь птичка умерла? – спросила она.

– Нет, дитя, она переселилась в божество. Ты некогда была такой же птичкой, и вот теперь боги превратили тебя в хорошенькую девочку.

– Так и меня змея съела? – спросила Хену, совсем ободрившаяся. – Кто ж меня ей отдал?

– Точно такая же, как ты, чистая девочка, – лукаво улыбнулся жрец. – А теперь подойди к этой свече, что пониже.

Хену подошла. Свеча, толстая, как ствол молоденькой пальмы, горела выше головы Хену.

– Можешь ее задуть? – спросил Ири, положив руку на плечо девочки.

– Могу, – отвечала последняя.

– Так да погаснет свеча жизни тех, чьи имена мы носим в сердце, – торжественно сказал верховный жрец. – Дуй же, дуй сильней.

У Хену были сильные, молодые легкие. Она собралась с духом, дунула, и массивное пламя свечи моментально погасло; одна светильня зачадила.

– Да свершится воля божества! – торжественно проговорил жрец. – Как чадит эта светильня, так пусть чадит постыдная память тех, чьи имена мы носим в сердце. Сын мой, подай священный серп, – обратился он к младшему жрецу.

Тот взял с жертвенника золотой серп и подал Ири. Святой отец, взяв серп, отпилил верхнюю часть загашенной свечи, длиной вершка в три, и подал Пенхи.

– Возьми этот священный воск, – сказал он, – и сделай из него то, что повелено тебе свыше: Пта, Сохет, Монту, Озириса, Горуса и Аписа. Ты слышал повеление божества?