Брет Гарт - Предки Питера Эзерли

Будь Питер наделен чувством юмора, он бы улыбнулся при виде такой слабости его сестрицы-амазонки. Но он видел только серьезную, практическую сторону дела: как это отразится на его главной цели? У молодого адвоката была хорошая практика, и он годился в мужья любой другой девушке. Но был ли подходящей партией для дочери рода Эзерли? Что скажут об этом пока еще неизвестные могущественные родственники? В то же время, зная необузданный нрав сестры, Питер не мог не понимать, что этим родственникам было бы так же трудно принять Дженни с ее девическими экстравагантностями, как и ему самому. Если бы она развязала ему руки, он мог бы с большей свободой посвятить себя поискам титулованных родичей. Ведь, в конце концов, мезальянсы случались во всяких семействах, к тому же она как женщина не входила в прямую линию рода. Поэтому вместо того, чтобы пришпорить лошадь и догнать их, он помедлил, пока они не скрылись из виду, а к нему сзади подъехал один из участников прогулки. Питер нарочно задержал его. Они ехали медленно, давая отдых своим мустангам, как вдруг его спутник в испуге вскрикнул и соскочил с лошади. Перед ними на тропинке лежал без сознания молодой адвокат, а его лошадь щипала свежую травку. Очевидно, он был оглушен падением, но на лице у него была синевато-багровая полоса, как будто его хлестнула упругая ветка молодого деревца или его ударили хлыстом — к счастью, последнее предположение мелькнуло только у Питера. Пока его поднимали, молодой человек постепенно пришел в себя. Сначала он был растерян и ошеломлен, но, едва начал говорить, краска залила его лицо. Он пробормотал, что не может понять, что случилось: он ехал с мисс Эзерли, и, вероятно, лошадь поскользнулась на сосновых иглах и сбросила его! Гримаса боли внезапно исказила его лицо, и он схватился за темя. Не ранен ли он в голову? Нет, но, может быть, его длинные вьющиеся волосы зацепились за ветки — как у Авессалома! Он постарался улыбнуться, даже попросил помочь ему сесть на лошадь, чтобы он мог пуститься вдогонку за своей прелестной спутницей. Она, должно быть, недоумевает, куда он девался. Но Питер, убедившись, что адвокат не получил серьезного ранения, поспешно попросил его подождать, — он сам съездит за сестрой. Он пришпорил лошадь и, несмотря на скользкую тропинку, уже у самой вершины горы догнал сестру. Услышав цокот копыт, Дженни быстро повернула лошадь, стремительно поскакала навстречу брату и остановилась, только когда услышала его голос. Она так и застыла в той же позе и с тем же выражением лица, которое смутило и встревожило Питера. Ее высокая гибкая фигура почти прильнула к спине лошади, распущенные волосы развевались по плечам, черные глаза блестели загадочным блеском, как у нимфы. Она узнала его и засмеялась, сверкнув ослепительными зубами, но смех был издевательский и жуткий.

Питер был вне себя от возмущения.

— Что случилось? — спросил он резко.

— Этот дурак хотел меня поцеловать! — сказала она просто. — И я — я дала волю рукам, совсем как мама!

И все-таки она бросила на брата один из тех робких, пугливых взглядов, которые он замечал и раньше, и стала что-то накручивать на палец с застенчиво-смущенным видом, который совсем не вязался с мужской независимостью ее тона.

— Ведь ты же могла его убить, — сердито бросил Питер.

— Может быть! Должна я была убить его, Питер? — спросила она беспокойно, но с той же обаятельной робкой улыбкой. Не будь она его сестра, он бы решил, что она прямо красавица.

— И без того, — сказал он порывисто, — ты устроила ужасный скандал.

— Ведь он не станет об этом говорить? — боязливо спросила Дженни, все еще продолжая крутить что-то вокруг пальца.

Брат ничего не ответил; может быть, этот адвокат и в самом деле любит ее и будет хранить тайну! Но Питер был раздражен, а в непрерывном движении ее пальцев было что-то маниакальное.

— Что это у тебя? — раздраженно спросил он.

Она со смехом встряхнула чем-то в воздухе.

— Только прядь его волос, — весело ответила она, — но я ее не отрезала!

— Брось это и поехали! — сказал он сердито.

Но она засунула белокурый локон за пояс и покачала головой. Питер двинулся в путь, а Дженни повернула свою лошадь и понеслась прочь, и только смеялась, видя, что он гонится за ней. Она ездила лучше, чем он, и легко ускользала, когда он подъезжал слишком близко. Так они въехали в город гораздо раньше своих спутников. Дженни намного обогнала брата: она уже успела слезть с лошади и с детским ликованием спрятала свой трофей, прежде чем Питер подъехал к дому.

Она была права, когда сказала, что ее злополучный кавалер не станет ни о чем рассказывать, и происшествие сошло за случайность. Но Питер не мог не замечать, что сестра в значительной степени разделяет его непопулярность. Почтенные дамы в Эзерли считали ее легкомысленной и назойливее, чем когда-либо припоминали дурные привычки ее матери. В том, что со временем она будет пить, они нисколько не сомневались. Ее манера танцевать считалась возмутительной по своей неограниченной свободе, а робкие девицы, у которых она отбила поклонников, считали ее необыкновенную выносливость чисто мужским качеством. Она, в свою очередь, относилась свысока к этим кисейным барышням и не скрывала своего презрения к их интересам. Она признавала только общество мужчин и обращалась с ними с бесстрашной и в то же время презрительной фамильярностью. Питер понял, что противиться сестре бесполезно; мисс Эзерли, казалось, не поощряла возобновление ухаживаний молодого адвоката, хотя было ясно, что он все еще увлечен; не стремилась она и привлекать внимание других. Ему надо уехать, и ее придется взять с собой. Правда, казалось нелепым, что тридцатилетней женщине с мужским характером нужен сопровождающий в лице брата одних с ней лет, но Питер хорошо знал это странное сочетание детского неведения с гордой независимостью амазонки. Он отдал необходимые распоряжения на время своего отсутствия, года на три-четыре, и уехал вместе с сестрой. Белокурый адвокат пришел в контору дилижансов проводить их. Питер не мог заметить даже намека на какую-то симпатию в непринужденном прощании Дженни с ее несчастным поклонником. В Нью-Йорке они, однако, решили, что Дженни останется у новых знакомых, с которыми они подружились в дороге, а если захочет, то сможет потом приехать в Европу и встретиться с братом в Лондоне.

Освободившись таким образом от сестры, Питер Эзерли из Эзерли начал заветные поиски других, более отдаленных родственников.

Питер Эзерли уже четыре месяца жил в Англии, но впервые он ясно осознал это однажды летом, когда его экипаж катился по прекрасной дороге от станции Нонингсби к Эшли Грейндж.

За эти четыре месяца он советовался со сведущими людьми, изучал архивы, заходил в Коллегию геральдии, писал письма и кое с кем подружился. Богатый американец, выясняющий свое генеалогическое древо, даже в те дни не был новинкой в Лондоне, но в поведении Питера было что-то оригинальное и наивное, а сам он был так не по-американски серьезен и сдержан, что возбуждал общий интерес. В нем узнавали иностранца, но его национальность повсюду вызывала сомнения. Вначале это его больно задевало, но постепенно он примирился с этим. Как раз к этому времени его английские знакомые отказались от своей сдержанности и осторожности перед еще более молчаливым меланхоликом-американцем и сами стали осыпать его вопросами. Теперь поиски родственников были восприняты как свидетельство его благородства. Предложения о помощи посыпались со всех сторон.