Эрнест Хемингуэй - Смерть после полудня

Диего Маскарян «Фортуна» из Бильбао — еще один отличный убийца по категории мясников. Фортуна кудряв, широк в запястье, дороден, вышагивает вразвалочку, женат на серьезных деньгах, боями подрабатывает в собственный карман, храбростью не уступает быкам и лишь чуточку не добирает до них по части ума. Это самый удачливый из всех тореро. Ему известен лишь один способ ведения боя, со всеми быками он обращается как с трудными, беспощадно скручивает их мулетой, не делая никакой разницы между требуемыми фаэнами. Если бык в самом деле попадется трудный, зрелище выходит отменное, но если животное так и напрашивается на изящную фаэну, смотреть на это прямо-таки больно. Как только бык ставит передние ноги вместе, Фортуна разворачивает свою мулету, делает обрисовку со шпагой, бросает взгляд за плечо, чтобы крикнуть своим друзьям: «Посмотрим, что он скажет на это!», и сокращает дистанцию уверенным, быстрым, мощным движением. Он такой редкостный везунчик, что его шпага может порой прободать костный мозг и уронить быка словно ударом молнии. А когда ему не везет, он принимается потеть, шевелюра завивается еще более плотными кудряшками, он жестами начинает объяснять публике стервозность животного, призывая всех в свидетели, что здесь нет его вины. На следующий день, усевшись в личное забронированное место на втором ряду тендидо (он один из тех немногих тореро, кто сам является зрителем-завсегдатаем), Фортуна, завидев действительно трудного быка на арене, вальяжно сообщает всем нам: «Э, тут ничего сложного. Удачный бычок попался. Стыд и срам, ежели этот парнишка не покажет с ним чего-то особенного». Впрочем, сам Фортуна редкостный смельчак, и его храбрость ничуть не уступает глупости. Бой не действует ему на нервы. Однажды я слышал, как он сказал пикадору: «Давай-ка поживее. Заскучал я тут с вами. Шевелись, ребята». Среди артистов-однодневок он стоит особняком как реликт некой древней эпохи. Но если просидеть рядом с ним сезон, он наскучит до смерти.

Маноло Мартинес из валенсийского баррио Русафа, худощавый, круглоглазый словно птица, с перекошенной физиономией и тонкогубой улыбочкой, выглядит так, словно его место на ипподроме или в бильярдной, где в эпоху моего детства зарабатывали на жизнь очень похожие типы. Многие комментаторы отказываются признавать в нем отличного убийцу, так как ему никогда не везло в Мадриде, а редколлегия французского — и очень неплохого — издания «Ле ториль» вообще не видит в нем никаких достоинств, потому что ему хватило ума не рисковать жизнью на юге Франции, где рукоплесканиями встречают любой удар шпагой, куда бы она ни угодила или каким бы жульничеством ни был проведенный прием. Мартинес столь же храбр, что и Фортуна, но ему никогда не бывает скучно. Он любит убивать, в нем нет тщеславия Вильялты; когда все складывает удачно, он радуется, причем ничуть не меньше за зрителя, чем за себя самого. Ему сильно достается от быков, и однажды в Валенсии он на моих глазах получил ужасную корнаду. Его работа с плащом и мулетой неряшлива, но если бык бесхитростен и нападает пылко, Мартинес ведет его в очень тесном контакте. Как-то раз ему достался бык, склонный бодаться вправо, но он, похоже, не заметил этого дефекта. Бык толкнул его разок на пробеге с плащом, а второй раз, когда Мартинес пропустил его с той же стороны, не освобождая дорогу, бык прицелился в него рогом и отшвырнул. Ранения не вышло, потому что рог всего лишь скользнул по коже, хотя и разодрал брючину, но Мартинес упал на голову и еще не совсем пришел в себя, когда плащом вывел быка на середину и там вновь попытался пропустить его мимо себя все с того же, правого бока. Ну и конечно, бык до него добрался; его склонность бодаться вправо лишь подкрепилась предыдущим успехом, так что на этот раз рог попал в мясо и Мартинес поднялся на нем в воздух, после чего бык сбросил его на землю, вновь ударил рогом, и еще разок, пока остальные тореро бежали к центру арены, чтобы отвлечь животное. Когда Маноло поднялся на ноги и увидел кровь, хлещущую из паха, он понял, что разорвана бедренная артерия. Зажав дырку обеими ладонями, чтобы не истечь кровью, он бегом кинулся в медпункт. Он знал, что вместе с этим фонтаном между пальцами уходит его жизнь, поэтому не мог дожидаться носилок. Его попытались подхватить на руки, но он отчаянно замотал головой. Навстречу выбежал доктор Серра, и Мартинес крикнул ему: «Дон Пако, у меня большая корнада!»; доктор Серра надавил на артерию большим пальцем, пережимая кровоток, и они пошли в медпункт вместе. Рог чуть ли не насквозь пробил ему бедро, кровопотеря оказалась столь серьезной, а сам он был таким слабым, что никто не верил, что он выкарабкается; мало того, не сумев через некоторое время уловить пульс, его даже объявили мертвым. Повреждения мышц были до того чрезвычайные, что его списали со счетов как тореро, но, получив ранение 31 июля, он благодаря своей крепкой конституции и искусству доктора Пако Серры уже 18 октября сражался в Мексике. Мартинес получал чудовищные ранения, но лишь редко в момент убийства; обычно все было связано с его желанием работать близко к быку, который этого не допускал, с его фундаментальными огрехами в приемах с плащом и мулетой, а также со стремлением категорически держать ступни вместе, пропуская быка мимо себя. Впрочем, ранения, похоже, лишь разжигали его отвагу. Он провинциальный тореро. Я никогда не видел у него по-настоящему блестящие бои, кроме разве что в Валенсии. С другой стороны, в 1927-м, на одной из ярмарок, что была построена вокруг выступлений Хуана Бельмонте с Марсиалем Лаландой и куда Мартинеса даже не пригласили, после их выбытия из строя он предложил свои услуги и провел три великолепных вечера, выполнив всевозможные приемы с плащом и мулетой настолько близко и рискованно, что было трудно поверить, как так вышло, что быки его не прикончили; а когда подходил миг закалывания, он делал очень близкую, дерзкую обрисовку, слегка откидываясь на каблуках, чтобы встать попрочнее, левое колено чуть согнуто, вес перенесен на другую ногу, после чего сокращал дистанцию и убивал так, что любой современник обзавидовался бы. В 1931-м он был опасно ранен в Мадриде и даже не успел полностью восстановиться, Когда уже начал выступать в Валенсии. Все комментаторы сходятся в одном: сейчас с ним-де покончено, но он по-прежнему доказывает их неправоту, и я убежден, что, как только его нервы и мускулы вновь начнут подчиняться его сердцу, он станет таким же, как и был, — пока не погибнет. А с его великой храбростью, но хромающей техникой и неспособностью возобладать над трудным быком это кажется неизбежным. Он мужественен отвагой смельчака из трущоб, Вильялта исполнен тщеславия, Фортуна тупости, ну а Сурито — таинственности.