Эрнест Хемингуэй - Смерть после полудня

В Кастилии крестьянин вовсе не такой бесхитростный плутишка, как каталонец или галисиец. Он живет в жестком климате, но его страна очень крепка и здорова; у него есть — или были — еда, вино, жена и дети, вот только удобств нет, почти полностью отсутствует капитал, к тому же эти вещи не являются самоцелью; они лишь часть жизни, а жизнь — это то, что предшествует смерти. Кое-кто с английской кровью в жилах написал: «Жизнь реальна; жизнь есть подвиг, и могила ей не цель». [32] «Псалом жизни» Генри Лонгфелло. Ну и в каком месте они его закопали? Что сталось с реальностью и подвигом? У народа Кастилии отличный здравый смысл. Они не способны родить поэта, пишущего подобные строчки. Им известно, что смерть — неизбежная реальность, единственная вещь, в которой может быть уверен кто угодно; единственная надежная опора; что она превосходит любые современные удобства и что когда есть смерть, ни к чему устраивать ванные комнаты с горячей водой в каждом американском доме или, если на то пошло, обзаводиться радиоприемниками. Кастильцы много думают о смерти, и если у них есть религия, то во всяком случае та, где жизнь намного короче смерти. Обладая таким чувством, они питают сознательный, здравый интерес к смерти и когда понимают, что можно увидеть, как ее причиняют, избегают, принимают или отказывают в ней где-то под вечер за номинальную стоимость входного билета, они выкладывают свои денежки и отправляются на арену, продолжая туда ходить даже тогда, когда по ряду причин — которые я попытался изложить в этой книге — чаще всего переживают разочарование в артистизме и подвергаются эмоциональному грабежу.

Большинство великих матадоров родом из Андалусии, где выращивают лучших быков и где благодаря мягкому климату и мавританской крови люди обладают врожденным изяществом и склонностью к праздности, которая чужда Кастилии, хотя там тоже есть примесь мавританской крови в жилах тех, кто выдавил арабов и занял эту приятную страну. Среди по-настоящему великих тореро есть Каэтано Санс и Фраскуэло, которые оба из-под Мадрида (хотя Фраскуэло родился на юге), а также Висенте Пастор из плеяды менее великих, и Марсиаль Лаланда, лучший из нынешних тореро. Из-за всяческих проблем, вызванных Аграрной реформой, в Андалусии постоянно падает число боев, и здесь все меньше и меньше появляется первоклассных матадоров. В 1931-м только трое из первой десятки происходили из Андалусии, а именно, Каганчо и оба Бьенвениды, причем хотя Маноло Бьенвенида и является андалусийцем по крови, он родился и вырос в Южной Америке, в то время как его брат, пусть и родившийся в Испании, тоже воспитывался за рубежом. Чиквело и Ниньо де ла Пальма, представляющие Севилью и Ронду, уже сошли со сцены, ну а севильец Хитанильо де Триана погиб.

Марсиаль Лаланда из-под Мадрида, так же как и Антонио Маркес, который вновь собирается выходить на бои, и Доминго Ортега. Вильялта из Сарагосы, а Баррера в компании с Маноло Мартинесом и Энрике Торресом из Валенсии. Феликс Родригес родился в Сантандере и вырос в Валенсии, а Армильита Чико, Солорсано и Эриберто Гарсия мексиканцы. Почти все ведущие молодые новильеро происходят из Мадрида или его окрестностей, с севера или из Валенсии. После гибели Хоселито и Маэры и окончательного ухода Бельмонте засилью андалусийцев в современной корриде пришел конец. Сейчас центром боя быков в Испании, как с точки зрения подготовки новой смены, так и средоточия величайшего интереса к собственно корриде, является Мадрид с его пригородами. Затем идет Валенсия. Самый универсальный и мастерский тореро в сегодняшней корриде — это, безусловно, Марсиаль Лаланда, а наиболее совершенных молодых тореро с точки зрения доблести и техники поставляет Мексика. Бой быков, без сомнения, сдает позиции в Севилье, которая некогда, в компании с Кордовой, была центром корриды, уступив пальму первенства Мадриду, где в 1931-м, в эпоху финансового кризиса, во время серьезнейших политических неурядиц всю весну напролет и в начале лета арена заполнялась до отказа дважды, а то и трижды в неделю, хотя программа была вполне себе заурядная.

Судя по энтузиазму, который я наблюдал в период Республики, современная коррида останется существовать в Испании вопреки всем намерениям ее нынешних политиков проевропейского толка, которые желают объявить ее вне закона, чтобы не краснеть перед своими коллегами на встречах Лиги Наций, а также на дипломатических и дворцовых приемах. В настоящее время против нее разворачивается жесточайшая атака силами кое-каких газет, субсидируемых правительством, но коль скоро такая масса людей зарабатывает себе на жизнь разведением, транспортировкой, откормом и забивом боевых быков, то я не верю, чтобы правительство действительно запретило корриду, как бы сильно ему этого ни хотелось.

Сейчас ведется подробнейшее изучение фактического и потенциального использования всех земель, ныне отведенных под выпас быков боевых пород. В рамках аграрных нововведений, которые намечены к внедрению в Андалусии, кое-какие наиболее обширные латифундии наверняка будут раздроблены, но поскольку в Испании развито как животноводство, так и растениеводство, а значительная доля выпасных земель не подходит для выращивания сельхозкультур, да и от разводимых животных ничего не пропадает понапрасну, раз уж их всех рубят и продают на мясо независимо от места заклания, хоть на арене, хоть на скотобойне, существенная пропорция земли на юге, которая ныне используется под пастбища, наверняка сохранит свое предназначение. В стране, где в 1931-м было решено запретить любые машины для посевных и уборочных кампаний, чтобы обеспечить работой сельхозрабочих, правительство наверняка не станет торопиться переводить огромные новые площади под пашню. Вопрос о переориентации выпасных земель под Кольменаром и Саламанкой даже не стоит. Я ожидаю определенного сокращения площадей под разведение быков в Андалусии и дробление кое-каких ранчо, однако считаю, что радикальных изменений в этой отрасли не будет при нынешнем правительстве, хотя многие из его членов гордились бы запретом корриды и безо всякого сомнения сделают для этого все, что в их силах, ну а быстрейший путь к этому лежит через быков, раз уж талант матадора проявляется сам по себе, как у акробатов, жокеев или даже писателей, и среди них нет ни одного незаменимого; а вот боевые быки суть продукт тщательной селекционной работы на протяжении многих поколений, подобно скаковым лошадям, так что если все эту породу отправить на бойню, с ней будет покончено раз и навсегда.

Умей я сделать из этого настоящую книжку, в ней нашлось бы место для всего. Прадо, смахивающий на солидный американский колледж, с дождевальными головками, орошающими лужайку ранним и ярким мадридским летним утром; голые холмы белесой глины на том берегу против Карабанчеля; многодневные путешествия на поезде в августе, когда ветер теребит опущенные жалюзи на солнечной стороне; мы катим сквозь метель из мякины, смахнутой с затвердевших глинобитных площадок для молотьбы; запах зерна; и мельницы, сложенные из камня. Там была бы перемена, которую чувствуешь кожей, оставляя за спиной зелень Альсасуа; был бы Бургос, медленно выплывающий из-за дальнего горизонта, и кусок сыра, уничтоженный тем же вечером в гостиничном номере; был бы паренек, на пробу везущий в Мадрид оплетенные кувшины вина; это была его первая поездка в столицу, и он от избытка чувств принялся всех угощать, а мы взяли да напились, включая парочку офицеров из Гражданской Гвардии, а я умудрился потерять общие билеты, и тогда эти же офицеры вывели нас через турникет на перроне (под видом арестантов, потому как билетов-то не было, а потом, усадив в такси, они взяли под козырек); была бы Хедли с бычьим ухом, завернутым в носовой платок; ухо жесткое и сухое, как корка, волосы все повылезли, а тот мужчина, который его отрезал, сейчас тоже облысел, зачесывает длинные пряди на затылок, а ведь тогда был щеголем. Красавец хоть куда.