Уильям Коллинз - Бедная мисс Финч

Минуту или две спустя вдали послышались шаги. Сердце у меня замерло. Я вообразила, что это Нюджент.

Еще через минуту показался прохожий. То был мистер Гутридж, хозяин деревенского трактира. Он остановился и снял шляпу.

— Устали, сударыня? — спросил он.

Мысли, тревожащие мой ум, навеяли вопрос, который я задала трактирщику.

— Не видели ли вы мистера Нюджента Дюбура? — спросила я.

— Я видел его пять минут назад, сударыня.

— Где?

— На пути в Броундоун.

Я вскочила, как будто меня кто ударил или подстрелил. Почтенный мистер Гутридж глядел на меня с удивлением. Я простилась с ним и пошла прямо в Броундоун так быстро, как только могла. Встретились ли уже братья? Меня бросило в жар при одной мысли об этом, но я все шла вперед. Твердое намерение разлучить их заменяло мне мужество. Я и храбрилась, и трусила в одно и то же время. То говорила себе: «Они убьют меня», то склонялась к другой, столь же безрассудной точке зрения: «Нет, они джентльмены, они не оскорбят женщину».

Пред дверью дома, когда я приблизилась к нему, стоял, сложа на груди руки, слуга. Это само по себе показалось странным. Слуга Оскара был трудолюбивый, степенный человек. До сих пор я никогда не видела его незанятым. Слуга пошел мне навстречу. Я внимательно посмотрела на слугу и не заметила у него на лице ни малейшего волнения.

— Дома мистер Оскар? — спросила я.

— Извините сударыня. Мистер Оскар дома, но не может принять вас. Он занят с мистером Нюджентом.

Я оперлась рукой на низкую изгородь пред фасадом дома и сделала над собой отчаянное усилие, заставляя себя казаться спокойной.

— Меня мистер Оскар, наверное, примет, — сказала я.

— Мистер Оскар приказал мне, сударыня, стоять у двери и говорить всем, кто бы ни пришел, без исключения, что он занят.

Дверь дома была полуотворена. Я внимательно прислушивалась, пока слуга говорил. Если б они горячились, я услышала бы их голоса в тиши окружавших нас гор. Я не слышала ничего.

Это было странно, необъяснимо. Тем не менее это успокоило меня. Они вместе, и до сих пор еще никакой беды не случилось.

Я оставила визитную карточку и, сделав несколько шагов, повернула за угол дома. Слуга теперь меня не видел, я поспешно подошла так близко, как только решилась, к окнам гостиной. Голоса их доносились до меня, но слов разобрать было нельзя. С обеих сторон шел, по-видимому, спокойный разговор. Ни одного гневного слова не прозвучало, как я ни вслушивалась. Я отошла от дома вне себя от удивления и (так быстро переходит женщина из одного душевного состояния в другое) сгорая от любопытства.

Побродив бесцельно с полчаса по долине, я возвратилась домой.

Луцилла все еще спала. Я осталась с ней и отпустила няньку на кухню. Там была хозяйка трактира, помогавшая нам готовить обед, но одна, без помощи Зиллы, она не могла справиться с такими блюдами, какими мы угощали Гроссе. Давно пора было отпустить Зиллу, чтобы с честью выдержать критику нашего знаменитого доктора, знатока по части соусов.

Прошел еще час, и Луцилла проснулась. Я послала за Гроссе. Он пришел весь пропитанный табачным дымом, осмотрел глаз пациентки и предписал ей на обед вино и желе и, набив свою чудовищную трубку, ушел снова в сад.

Время шло. Мистер Финч заходил спросить о здоровье Луциллы и ушел опять к жене, которая, по его словам, была «в нервном состоянии» и крайне нуждалась в теплой ванне. Он отклонил самым категорическим образом мое приглашение пообедать с нами.

— После того, что я видел, после того, что я выстрадал, эти банкеты, я сказал бы, это щекотание неба не по моему вкусу. Намерение ваше похвально, мадам Пратолунго. (Добрая женщина.) Но я не расположен пировать. Простая трапеза у постели жены и несколько назидательных слов в качестве отца и мужа, когда младенец успокоится, — вот мои планы на нынешний день. Желаю вам всего лучшего. Я не возражаю против вашего маленького пира. Прощайте, прощайте.

После вторичного осмотра глаз Луциллы наступило время обеда.

При виде накрытого стола Herr Гроссе развеселился. Мы обедали вдвоем, но он посылал в комнату Луциллы смеси из различных блюд своего собственного составления.

— До сих пор, — сказал доктор о своей пациентке, — никакого серьезного ухудшения еще не заметно, но ей необходим полный покой и раньше следующего утра нельзя ни за что ручаться.

Что касается меня, то продолжительное молчание Оскара мучило меня все сильнее и сильнее. Мое недавнее беспокойство в темной комнате Луциллы казалось вздором в сравнении с тем, что я чувствовала теперь. Я видела, что Гроссе смотрит на меня через свои очки с неудовольствием. Он имел право так смотреть: никогда в жизни не была я так глупа и неприятна, как в это время.

К концу обеда пришло, наконец, известие из Броундоуна. Зилла сообщила, что слуга Оскара просит меня выйти к нему на несколько слов.

Я извинилась перед гостем и поспешила выйти.

При взгляде на лицо слуги у меня замерло сердце. Этот человек был искренно предан своему доброму хозяину. Губы его дрожали, он изменился в лице, когда я подошла к нему.

— Я принес вам письмо, сударыня.

Он подал мне письмо, написанное рукой Оскара.

— Как ваш хозяин? — спросила я.

— Он казался не совсем здоровым, когда я видел его в последний раз.

— В последний раз?

— Я принес вам печальную новость, сударыня.

— Что вы хотите сказать? Где мистер Оскар?

— Мистер Оскар покинул Димчорч.

Я напрасно полагала, что приготовилась ко всякому несчастью, какое бы нас ни постигло. Последние слова слуги рассеяли мое заблуждение. Как ни мрачны были мои предчувствия, подобного удара я не ожидала. Я стояла ошеломленная, думая о Луцилле и смотря на слугу. Я пыталась заговорить с ним и не могла.

Что касается слуги, он не чувствовал подобного затруднения. Одна из страннейших особенностей англичан низшего сословия — это их страсть говорить о своих несчастьях. Быть жертвой какого-нибудь злоключения как будто возвышает их в собственных глазах. С наслаждением развивая свою печальную тему, слуга Оскара распространялся о положении человека, лишившегося лучшего из хозяев, вынужденного искать новое место и не имеющего надежды найти место, подобное утраченному. Я, наконец, заставила себя заговорить из опасения, что он доведет меня до такого состояния, когда я не в силах буду выносить его больше.

— Мистер Оскар уехал один? — спросила я.

— Да, сударыня один.

(Что же стало с Нюджентом? Но я была слишком занята судьбой Оскара, чтобы расспрашивать о ком-нибудь другом.) — Когда он уехал? — продолжала я.

— Два с лишним часа тому назад.

— Почему же не сказали мне об этом раньше?

— Мистер Оскар запретил мне, сударыня, говорить раньше этого часа.