Иван Кондратьев - Салтычиха
- Название:Салтычиха
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент Алгоритм
- Год:2011
- Город:Москва
- ISBN:978-5-486-03847-1
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Иван Кондратьев - Салтычиха краткое содержание
Героиней романа «Салтычиха», публикуемого в этом томе, является помещица Подольского уезда Московской губернии Дарья Николаевна Салтыкова, известная крайне жестоким обращением с крепостными крестьянами. Следствием по ее делу было установлено, что она замучила насмерть более ста человек. В 1768 г. приговорена к смертной казни, замененной пожизненным заключением в монастырской тюрьме.
Салтычиха - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
– Дорот! Дорот! Что вижу я? – воскликнул он, встав перед Салтычихой в какую-то театральную позу, изображавшую, как ему, вероятно, казалось, позу удивления.
– А что? – спросила та просто.
– Ты еще спрашиваешь, Дорот? Спрашиваешь? – продолжал, стоя все в той же позе, приезжий – молодой инженер по фамилии Тютчев, который был очень близким человеком в доме Салтычихи.
– Отчего же не спросить, батенька?
– Удивительно! – воскликнул приезжий, растопыривая руки, что, вероятно, изображало еще большее удивление. – Удивительно и непостижимо! На дворе холодная осень, вокруг лес, небо хмурится, готов пойти дождь, а ты сидишь… сидишь на открытом воздухе!.. На открытом воздухе! – повторил он с особенным ударением и развел как-то особенно картинно руками.
– Э, батенька, Тютченька мой! Я ко всему привычна! – сказала Салтычиха. – Чай, не неженка какая, не франкмасонка! Про меня вся округа, вся Подоль, сам знаешь, такову речь ведет: «Где черту карачун, там Салтычихе здорово». Так-то, Тютченька мой!
– Фи, Дорот, что за речь!
– Простая, батенька, речь! Чиниться мне не для чего и не для кого! Тут все свои галманы.
– Галманы?
Тютчев поочередно, с какой-то своеобразной выдержкой во всей фигуре поглядел на всех присутствующих крепостных, стоявших, как и должно было быть, в почтительной позе. Помимо воли взор его несколько долее остановился на Галине, и легкая улыбка удовольствия озарила его красивое лицо.
– Кто сия? – спросил он у Салтычихи.
– Пила бы лиса молоко, да рыло коротко! – отрезала Салтычиха без всяких околичностей.
– Дорот!.. Фи!.. – воскликнул тот, к кому относились эти слова. – Право, я тебя не понимаю!
– Зато я тебя понимаю, Тютченька! – ухмыльнулась Салтычиха. – Девочка-то в прыску, ну ты и глазища выпучил, как баран, коего собираются резать.
– Дорот!
– Что за Дорот? Какая я Дорот! Говори просто – Дарья!
– Ну, Дарья… Дарья!
Салтычиха встала.
– А Дарья… так и трогаемся отселева восвояси. Я ведь сюда на час время. Хочу вот эту королевишну писаную, пташку лесную эту, на Москву к себе взять…
– Резон подходящий… – вставил свое словцо Тютченька.
– Дело известное: вам, мужланам, этакой кумач всегда подходящ! – заметила Салтычиха, трогаясь с места.
– Ах, Дорот!.. – воскликнул Тютченька и сделал какую-то странную гримаску, вскользь, из-под бровей снова взглянув на Галину.
Аким, подхватив подушки, завозился у тележки. Полесовщик взял под уздцы верхового коня.
– Ты уж не за мной ли? – спросила у Тютченьки, приближаясь к тележке, Салтычиха.
– Именно, именно за тобой, Дорот, мне надо передать тебе очень-очень нужное дело.
– Так едем. Садись-ка на своего одра. А я вот в тележку свою залезу, в тележке-то мне способно.
Аким помог барыне сесть в тележку и ловко вспрыгнул на козлы. Тютченька вскочил на своего «одра».
– Ну, старый хрыч, – обратилась Салтычиха к Никанору, все еще стоявшему без шапки и с изумленным лицом, – не забудь, что я тебе сказала. На Казанскую чтоб лебедушка твоя была у меня.
– Будет, матушка-барыня, будет. Привезу.
– Да не забудь поучить маленько: неученых мне не надобно. А сама учить начну – может, и не поздоровится. Поучи.
– Поучу, матушка-барыня, поучу, как не поучить! – лепетал почти бессмысленно Никанор.
Тележка тронулась. Рядом с нею загарцевал и «одер» Тютчева.
– Прощай, королевишна! – прохрипела Салтычиха, обернув голову к Галине. – Поторопись ко мне-то… не забудь!
Галина не знала, что отвечать. Она стояла в каком-то забытьи и даже не заметила, как молодой инженер, уловив удобную минуту, послал ей довольно выразительный воздушный поцелуй. Не заметила она и того, как кучер Аким искоса глянул на нее, как бы желая этим взглядом передать что-то для нее необходимое. В душе ее происходил какой-то невообразимый переполох.
Никанор без шапки, насколько доставало его сил, побежал вслед за тележкой, скрылся вместе с нею, но вскоре возвратился усталый, весь в поту.
Галина уже сидела на скамеечке, закрыв лицо руками. Она ждала отца.
– Конец! Всему конец! – произнес Никанор каким-то упавшим голосом.
Галина медленно подняла голову.
– Что смотришь, дочка? Аль не разобрала, в чем дело? Не поняла?
– Не поняла, батюшка, – проговорила медленно Галина.
– А не поняла – тебе же все на голову падет. Горе тебе, дочка, неминучее. Горе тебя ждет, дочка!
– Какое горе?
– Такое! Никогда и ни за что не простит тебе барыня того, что ты сделала.
Галина, помолчав, спокойно произнесла:
– Я и сама теперь так думаю. Не простит.
Отец и дочь молчали. В лесу, и без того уже темном, становилось еще темнее. Серые осенние тучи заволакивали небо, ветер пробегал по вершинам деревьев, и уже начал накрапывать мелкий, надоедливый дождик, известный под названием осеннего и бесконечного.
Отец и дочь вошли в сторожку. Там уже было темно, как ночью. Галина зажгла лучину, села у светца и задумалась.
– Думать нечего, дочка! – начал Никанор с какой-то несвойственной ему решимостью. – Надо дело делать!
– Какое? – почти машинально спросила Галина.
– Надо бежать.
– Кому?
– Тебе, дочка. Мать твоя бежала от беды, беги и ты.
Галина молчала, но лицо ее передергивалось какой-то странной судорогой, и, видимо, она на что-то решалась.
– Нет, батюшка, я тебя не покину, не уйду от тебя! – сказала она решительно глухим голосом.
– Стало быть, погибели ищешь, дочка?
– Зачем? Погибать мне еще рано.
Сильный порыв ветра пронесся в это время на дворе – и лес застонал и загудел, как бушующее море. Дрожала даже от порывов ветра и сама сторожка.
– Слышь, батюшка, как непогодь бушует? – начала Галина каким-то неведомым доселе отцу голосом. – Ну вот… бушует она, батюшка, ревет, стонет, гудит, что леший какой, хочет все порвать да изломать, ан и не может. Лес стоит себе да стоит. Может, и изломает она пяток-другой сосенок да березок, а все же остальной лес-то все будет стоять да стоять и долго, может, еще постоит да покрасуется на радость людскую. Так и в жизни нашей. Не все же падают от горя да от беды: кое-кто и живехонек останется да еще посмеется над горем да над бедой. Авось посмеюсь над ними и я, батюшка. Волков бояться – в лес не ходить. А мы, батюшка, в лесу живем. Лес нам не диво.
– Эх, дочка, дочка! – закачал головой Никанор. – Кабы твоими устами да мед пить.
– Меду, пожалуй, батюшка, и не будет, – удало, по-цыгански тряхнула головой Галина, – а что уж кашу заварим, так уж заварим кашу крутую! Вот увидишь, батюшка!
И Галина вдруг повеселела. Начала утешать отца, начала смеяться, топать ногами, запевать какие-то непонятные песни. Казалось, только одна радость да веселье и ютятся под этой убогой, нахмуренной кровлей.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: