Джером Джером - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Есть те, — продолжал незнакомец, и впервые она заметила, что его кроткие, как у ребенка, глаза могут и приказывать, — кто уничтожил в себе лучшую сторону своими руками, так что она их больше не беспокоит. Ваша же, дитя мое, окрепла настолько, что всегда будет повелевать вами. Вы должны слушаться. Сбежите от нее — она будет следовать за вами. Вы не сможете от нее скрыться. Оскорбите ее — она будет наказывать вас жгучим стыдом, мучительным самобичеванием изо дня в день. — Суровость покинула красивое благородное лицо, и оно вновь засветилось нежностью. Он положил руку на плечо юной девушки. — Вы выйдете замуж за любимого. С ним вы пройдете путь, на котором вам встретится и солнечный свет, и тьма.

И девушка, взглянув в это сильное спокойное лицо, поверила, что так и будет, что способность сопротивляться своей лучшей стороне покинула ее навсегда.

— Теперь, — сказал незнакомец, — пойдемте со мной к выходу. Прощание не что иное, как бесполезные переживания. Позвольте мне уйти незаметно. Тихо закройте за мной дверь.

Она подумала, что, возможно, он еще раз повернется к ней лицом, но не увидела ничего, кроме необычной округлости на его спине под наглухо застегнутым пальто, прежде чем он растворился в сгущавшемся тумане.

Потом она тихо закрыла дверь.

Лично я не верю в эту историю. Шесть человек верят в ее правдивость, и все шестеро надеются убедить себя в том, что это была галлюцинация. Сложность в том, что их шестеро. Каждый в отдельности ясно чувствует, что такого быть не могло. К несчастью, они близкие друзья и не могут отделаться друг от друга. А когда они встречаются и смотрят друг другу в глаза, все снова обретает форму.

Тем, кто посвятил меня в тайну и тут же об этом пожалел, был Армитидж. Он рассказал мне эту историю как-то вечером, когда мы с ним сидели вдвоем в курительной комнате клуба. По его словам, он поделился со мной в сиюминутном порыве. Мысли об этом весь день довлели над ним с необычным постоянством. И когда я вошел в комнату, ему подумалось, что здоровый скептицизм, с которым отнесется к делу такой человек, как я, наверняка поможет ему самому взглянуть на этот инцидент с несколько другой стороны. Я склонен думать, что так и случилось. Он поблагодарил меня за то, что я назвал весь его рассказ бредом замутненного сознания, и умолял не упоминать об этом деле ни одной живой душе. Я дал слово. Пожалуй, стоит заметить, что я считаю, что сдержал обещание, ведь Армитидж не настоящая фамилия моего знакомого, она даже не начинается с буквы «А». Вы можете прочитать этот рассказ, на следующий день встретиться с его героем за ужином и не понять, что это он.

К тому же я, разумеется, не считал, что не имею права осторожно поговорить об этом с миссис Армитидж, очаровательной женщиной. Я знал ее еще в девичестве, под именем Элис Блэтчли. Она разразилась слезами, как только я упомянул об этом. Потребовалось применить все средства, чтобы успокоить ее. Она заявила, что чувствует себя счастливой, только когда не думает обо всем этом. Они с Армитиджем никогда об этом не говорили, и она считала, что им все же удастся освободиться от воспоминаний. Жалела, что они были так приветливы с Эвереттами. Мистеру и миссис Эверетт привиделся один и тот же сон, если предполагать, что это был сон. Мистер Эверетт не из тех людей, с которым обязательно общаться священнику. Но, как всегда возражал Армитидж, для проповедующего христианство прекращать дружбу с человеком потому, что этот человек в некотором роде грешник, было бы непоследовательно. Скорее ему следовало бы оставаться его другом и пытаться повлиять на него. Они регулярно ужинали с Эвереттами по вторникам, и было невозможно смириться с тем фактом, что все четверо в одно и то же время и одним и тем же образом пали жертвами одной и той же иллюзии. Я думаю, мне удалось обнадежить миссис Армитидж. Она признала, что вся история, если посмотреть на нее с точки зрения здравого смысла, в самом деле звучит нелепо, и пригрозила, что если я о ней кому-то хоть словом обмолвлюсь, она никогда больше не будет со мной разговаривать. Миссис Армитидж очаровательная женщина, о чем я, наверное, уже упоминал.

По любопытному совпадению я в то время как раз работал одним из руководителей в фирме Эверетта, которую он учредил с целью освоения и развития каботажной торговли [131] Прибрежная морская торговля, производимая при посредстве каботажных судов, приспособленных к плаванию вдоль берегов, но не выходящих в открытое море. в районе Большого Соленого озера. Я собирался пообедать с Эвереттом в следующую субботу. Он интересный собеседник, и, подстегиваемый любопытством узнать, как столь проницательный человек может объяснить свое отношение к такому безумству, к такой неслыханной фантазии, я намекнул на то, что слышал историю. Поведение его самого и его жены резко изменилось. Они желали знать, кто мне все рассказал. Я отказался раскрыть правду, поскольку было очевидно, что они придут в ярость. Эверетт предполагал, что кому-то из них это приснилось, вероятно Кэмелфорду, который гипнотическим внушением передал остальным ощущение, что они видели такой же сон. По словам Эверетта, если бы не один мелкий инцидент, он бы с самого начала высмеял попытки доказать, что это все-таки не сон. Но в чем состоял инцидент, он рассказывать не хотел, объясняя это желанием поскорее забыть его. Кроме того, он дружески посоветовал мне не болтать о произошедшем, чтобы не возникли проблемы с получением моей заработной платы на должности руководителя. Иногда он высказывается довольно резко.

Именно у Эвереттов мне позже довелось познакомиться с миссис Кэмелфорд — одной из самых привлекательных женщин, когда-либо виденных мною. К сожалению, у меня плохая память на имена. Забыв, что мистер и миссис Кэмелфорд тоже имеют отношение к делу, я выдал эту историю за одну любопытную сказку, которую прочел много лет назад в старом альманахе. Рассчитывал, что это поможет мне подвести дело к дискуссии о платонической дружбе. Миссис Кэмелфорд вскочила со стула и посмотрела на меня. Тогда я все вспомнил и чуть не прикусил язык. Далеко не сразу мне удалось вымолить прощение, но в конце концов миссис Кэмелфорд сменила гнев на милость, согласившись списать мою ошибку на простую глупость. Она сама, по ее словам, была убеждена, что произошедшее всего лишь плод воображения. Только в компании других участников ее посещали сомнения в правильности этой мысли. Лично она считала, что если все договорятся никогда больше не упоминать об этом случае, то в итоге все о нем забудут. Она полагала, что именно ее супруг посвятил меня в их тайну: он был именно таким ослом. Она произнесла это без особого раздражения. Когда десять лет назад они поженились, мало кто раздражал ее больше, чем Кэмелфорд, но с тех пор она видела много других мужчин и зауважала его. Мне нравится, когда женщины хорошо отзываются о супругах. Это исключение, которое, по моему мнению, заслуживает большего одобрения, чем принято в обществе. Я заверил ее, что Кэмелфорд ни в чем не виноват, и при условии, что я могу приходить к ней — не слишком часто — по четвергам, согласился, что лучше для меня будет выкинуть эту тему из головы и вместо этого заняться вопросами, которые касаются меня лично.