Джером Джером - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Моя дорогая! — воскликнул пораженный Натаниел Армитидж, вспыхнув точно так же.

— О, почему нельзя хоть иногда говорить правду? — раздраженно ответила его жена. — Мы с тобой совсем друг другу не подходим, все это видят. В девятнадцать мне казалось прекрасной и возвышенной сама мысль стать женой священника и бок о бок с ним сражаться со злом. Кроме того, ты сам изменился с тех пор. Ты был обычным человеком, мой дорогой Нат, в те дни и лучшим танцором из всех, кого я встречала. Вполне вероятно, что именно твое умение танцевать и привлекало меня больше всего, хоть я и сама об этом не догадывалась. Как можно понимать себя в девятнадцать лет?

— Мы любили друг друга, — напомнил ей преподобный Армитидж.

— Знаю, что любили, и страстно. Тогда. Но не любим теперь. — Она с горечью усмехнулась. — Бедный Нат! Я лишь очередное испытание в твоем длинном списке. Твои убеждения, твои идеалы ничего не значат для меня. Это лишь установленные догмы, подавленные мысли. Нелли была предназначена тебе в жены самой природой, как только она потеряла свою красоту и вместе с ней все мирские мысли. Судьба взрастила ее для тебя. Что касается меня, то мне нужно было выйти замуж за художника или поэта. — Невольно взгляд ее вечно беспокойных глаз метнулся поверх стола туда, где сидел Горацио Кэмелфорд, выпуская облака дыма из огромной черной пенковой трубки. — Богемия — вот моя страна. Ее бедность, борьба за жизнь приносили бы мне радость. Вдыхая этот свободный воздух, чувствуешь, что живешь не зря.

Горацио Кэмелфорд откинулся на спинку кресла, уставившись в дубовый потолок.

— Было бы ошибкой, — произнес Горацио Кэмелфорд, — художнику жениться в принципе.

Миловидная миссис Кэмелфорд доброжелательно рассмеялась.

— Художник, — заметила миссис Кэмелфорд, — насколько я знаю, не в состоянии отличить изнанку рубашки от лицевой стороны, если бы его жена не оказалась рядом, не достала рубашку из ящика и не натянула ему через голову.

— Если бы он надел ее наизнанку, в мире ничего не изменилось бы, — возразил ее супруг. — А вот если ему приходится жертвовать искусством в угоду необходимости содержать жену и семью, то как раз наоборот.

— Что ж, во всяком случае, непохоже, чтобы вы многим пожертвовали, мой мальчик, — послышался беззаботный голос Дика Эверетта. — Весь мир повторяет ваше имя.

— Да, когда мне сорок один и все лучшие годы моей жизни остались позади, — ответил поэт. — Как мужчине, мне не о чем жалеть. Лучшей жены и пожелать нельзя, мои дети очаровательны. Я влачил благополучное существование успешного гражданина. Если бы я действительно придерживался своей веры, мне следовало бы отправиться в пустыню — единственную обитель, пригодную для учителя, пророка. Художник — жених Искусства. Брак для него аморален. Если бы я мог повернуть время вспять, мне следовало бы остаться холостяком.

— Время берет реванш, как видите, — засмеялась миссис Кэмелфорд. — В двадцать этот бедолага грозился покончить с собой, если я откажусь выйти за него замуж, и хотя он на самом деле мне не нравился, я согласилась. Теперь, по прошествии двадцати лет, когда я только начинаю к нему привыкать, он спокойно поворачивается и заявляет, что без меня ему было бы лучше.

— Я все время слышу что-то подобное, — произнесла миссис Армитидж. — Вы сильно любили кого-то другого, не правда ли?

— Не принимает ли эта беседа весьма опасный поворот? — усмехнулась миссис Кэмелфорд.

— Мне то же самое пришло на ум, — согласилась миссис Эверетт. — Можно подумать, неведомая сила довлеет над нами и заставляет произносить мысли вслух.

— Боюсь, именно я во всем виноват, — признал преподобный Натаниэль. — Эта комната начинает угнетать. Не лучше ли нам лечь спать?

Древняя лампа, лишившись своего дымного от сажи луча, всхлипнула со слабым булькающим звуком и зашипела. Тень башни старого собора проползла внутрь и растянулась по комнате, которую теперь освещали только редкие проблески луны за занавесью из облаков. На другом конце стола сидел маленький джентльмен с изможденным лицом, чисто выбритый, в алонжевом парике [134] Большой парик с кудрями до плеч. .

— Прошу прощения, — сказал маленький джентльмен по-английски с сильным немецким акцентом. — Но мне кажется, перед нами тот случай, где две стороны могли бы услужить друг другу.

Шестеро друзей-путешественников вокруг стола переглянулись, но никто не заговорил. Каждому из них пришло в голову, как они объяснили друг другу позже, что, не помня этого, они взяли свечи и отправились спать. Это точно был сон.

— Вы могли бы оказать огромную помощь, — продолжал маленький джентльмен с изможденным лицом, — в экспериментах, которые я провожу в отношении феномена склонностей человека, если позволите вернуть вас на двадцать лет назад.

Никто из шестерых друзей так и не ответил. Им казалось, что маленький старый джентльмен, должно быть, сидел там среди них все время незамеченный.

— Судя по вашему недавнему разговору, — продолжал маленький джентльмен с изможденным лицом, — вы должны с радостью принять мое предложение. Вы все кажетесь мне людьми незаурядного ума. Осознаете ошибки, которые совершили, понимаете их причины. Будущее казалось туманным, и мы не могли сами себе помочь. Я предлагаю вернуть вас назад ровно на двадцать лет. Вы снова станете юношами и девушками с той лишь разницей, что знание будущего в той мере, в которой оно касается вас, останется с вами. Ну же, — настаивал старый джентльмен, — это совсем просто выполнить. Как… как ясно доказал некий философ, Вселенная — всего лишь результат нашего собственного восприятия. Тем, что, возможно, покажется вам волшебством, а на деле будет всего лишь химической операцией, я сотру из вашей памяти события последних двадцати лет за исключением того, что непосредственно касается ваших личностей. Вы сохраните все знания об изменениях, как физических, так и духовных, которые вас ждут, остальное же исчезнет из вашего мироощущения.

Маленький старый джентльмен вытащил из кармана жилетки крошечный пузырек и, наполнив один из массивных бокалов для вина из графина, отсчитал около полудюжины капель и вылил туда. Затем поставил бокал в центре стола.

— Молодость — вот время, куда стоит вернуться, — с улыбкой произнес маленький джентльмен с изможденным лицом. — Двадцать лет назад в этот вечер как раз проводился бал охотников. Помните его?

Именно Эверетт выпил первым и, вперив жадный взгляд своих маленьких сверкающих глаз в гордое красивое лицо миссис Кэмелфорд, передал бокал жене. Вероятно, именно она выпила жидкость охотнее всех. Ее жизнь с Эвереттом с того дня, как она поднялась с постели после болезни, лишившись всей своей красоты, стала сплошным мучением. Она пила с тайной надеждой, что все происходящее, возможно, и не сон, и разволновалась от прикосновения мужчины, которого любила, когда, потянувшись через стол, он принял бокал из ее рук. Миссис Армитидж пила четвертой. Она взяла бокал супруга, выпила с тихой улыбкой и передала его Кэмелфорду. Тот выпил, не глядя ни на кого, и поставил бокал на стол.