Джеймс Джойс - Избранные произведения. Том II

На это Дж. Дж. солидно:

— Их преосвященства были вынуждены отказаться от этой идеи за недостатком места.

— Еще одну сделаешь, Гражданин? — Джо спрашивает.

— О да, сэр, — тот ему.

— Ну, а ты? — это Джо мне.

— Бесконечно признателен, — отвечаю. — И дай тебе бог всяческого прибытку.

— Все то же повторить, — Джо заказывает.

А Блум, в своем чернорыжегрязноболотном котелке на макушке, все мелет и мелет языком с Джоном Уайзом, входит в раж, глаза выкатил, что сливы.

— Преследования, — говорит, — вся мировая история полна ими. Разжигают ненависть между нациями.

— А вы знаете, что это такое, нация? — спрашивает Джон Уайз.

— Да, — отвечает Блум.

— И что же это? — тот ему снова.

— Нация? — Блум говорит. — Нация это все люди, живущие в одном месте.

— Ну, уморил, — смеется тут Нед. — Раз так, тогда нация это я, я уже целых пять лет живу в одном месте.

Тут, конечно, все Блума на смех, а он пробует выпутаться:

— Или, возможно, живущие в разных местах.

— Под это я подхожу, — говорит Джо.

— А нельзя ли спросить, какова ваша нация? — Гражданин вежливенько.

— Ирландская, — отвечает Блум. — Здесь я родился. Ирландия.

Гражданин на это ничего не сказал, но только выдал из пасти такой плевок, что, дай бог, добрую устрицу с Редбэнк отхаркнул аж в дальний угол.

— Ну как, поехали, Джо, — говорит он и вынимает платок, чтобы утереться.

— Поехали, Гражданин, — тот ему. — Возьмите это в правую руку и повторяйте за мной следующие слова.

Древняя и бесценная, покрытая хитроумной вышивкой, ирландская лицевая пелена [1223], которую предание связывает с именами Соломона из Дромы и Мануса Томалтаха-ог-Мак-Доноха, авторов Книги Баллимот, была с величайшими предосторожностями извлечена на свет и вызвала благоговейное восхищение.

Избегнем пространных описаний прославленной красоты ее четырех углов, из коих каждый — верх совершенства; скажем лишь, что на них можно было отчетливо различить четырех евангелистов, вверяющих четырем мастерам свои евангельские символы, скипетр мореного дуба, североамериканскую пуму (заметим вскользь, что это не в пример более благородный царь зверей, нежели объект британской геральдики), тельца из Керри и золотого орла с Каррантухилла. Виды же, заполняющие сморкательное поле, изображали наши древние дуны, раты, кромлехи и гриноны [1224], а также обители просвещения и каменные пирамиды, слагаемые в память о бедствиях, и были столь же прекрасны, а краски их столь же тонки, как и в те незапамятные времена, в пору Бармакидов, когда художники из Слайго отпустили поводья своего творческого воображения.

Глендалох, дивные озера Килларни, развалины Клонмакнойса, аббатство Конг, Глен Ина и Двенадцать Сосен, Око Ирландии, Зеленые Холмы Талла, Крок-Патрик, пивоварня фирмы Артур Гиннесс, Сын и Компания (с огр. отв.), берега Лох-Ней, долина Овоки, башня Изольды, обелиск Мейпса, больница сэра Патрика Дуна, мыс Клир, долина Ахерлоу, замок Линча, Скотч-хаус, ночлежка Рэтдаун в Локлинстауне, тюрьма в Толламоре, пороги Каслконнел, Килбаллимакшонакилл, крест в Монастербойсе, отель Джури, Чистилище св. Патрика, Прыжок Лосося, трапезная в манутском колледже, Кэрлис-хоул, три места рождения первого герцога Веллингтонского, скала Кэшел, болото Аллен, склады на Генри-стрит, Фингалова пещера, — волнующие изображения всех этих мест поныне доступны взорам. Со временем они стали еще прекрасней благодаря тем потокам, что скорбно изливались на них, а также обильным наслоениям.

— Раздай-ка нам кружки, — я прошу Джо. — Какая тут чья?

— Вот это мое, — говорит Джо, — как сказал черт мертвому полисмену.

— И еще я принадлежу к племени, — заявляет Блум, — которое ненавидят и преследуют. Причем и поныне. Вот в этот день. Вот в эту минуту.

Бог ты мой, а окурок сигары ему совсем уже пальцы жжет.

— Грабят, — говорит он. — Обирают. Оскорбляют. Преследуют. Отнимают то, что наше по праву. Вот в эту самую минуту, — говорит он и поднимает кулак, — продают на рынке в Марокко, как рабов, как скот [1225].

— Вы что ли говорите про новый Иерусалим [1226]? — Гражданин спрашивает.

— Я говорю про несправедливость, — отвечает Блум.

— Хорошо, — говорит Джон Уайз. — Но тогда сопротивляйтесь, проявите силу, как подобает мужчинам.

Уж это будет незабываемая картинка. Мишень для разрывной пули. Старая жирная морда перед дулами пушек. Вот швабру он бы собой украсил отлично, только обряди его в фартук с завязочками. А потом вдруг, в один миг, у него душа в пятки, и он уже накручивает все другое, наоборот, жалкий слабак, тряпка.

— Но все это бесполезно, — отвечает он. — Сила, ненависть, история, все эти штуки. Оскорбления и ненависть — это не жизнь для человека. Всякий знает, что истинная жизнь — это совершенно противоположное.

— И что же? — Олф его спрашивает.

— Любовь, — отвечает Блум. — Я имею в виду, противоположное ненависти.

Мне надо сейчас идти, — это он Джону Уайзу. — Тут рядом, заглянуть на минутку в суд, нет ли там Мартина. Если он придет, скажите ему, пожалуйста, что я скоро вернусь. Я на одну минуту.

Да кто тебя держит-то? И выскакивает, как жирная молния.

— Новый апостол язычников, — бурчит Гражданин. — Всеобщая любовь.

— А что, — говорит Джон Уайз, — разве это не то же, что нам твердят?

Возлюби ближнего своего.

— Кто, этот гусь? — Гражданин ему. — Да у него заповедь — обирай ближнего своего. Любовь, Моуа! Ромео и Джульетта, чистая копия.

Любовь любит любить любовь [1227]. Медсестра любит нового аптекаря. Констебль бляха 14-А любит Мэри Келли. Герти Макдауэлл любит парня с велосипедом.

М.Б. любит красивого блондина. Ли Чи Хань люби целовай Ча Пу Чжо. Слон Джамбо любит слониху Алису. Старичок мистер Вершойл со слуховым рожком любит старушку миссис Вершойл со вставным глазом. Человек в коричневом макинтоше любит женщину, которая уже умерла. Его Величество Король любит Ее Величество Королеву. Миссис Норман В.Таппер любит капитана Тэйлора. Вы любите кого-то. А этот кто-то любит еще кого-то, потому что каждый любит кого-нибудь, а бог любит всех.

— Ну ладно, Джо, — говорю, — бывай здоров и пой песни. А тебе еще больше сил, Гражданин.

— Ура! — рявкает Джо.

— Господь, Мария и Патрик да будут с вами, — говорит Гражданин.

И опрокидывает свою кружку, чтоб промочить пасть.

— Знаем мы эти басни, — говорит он. — Читает благие проповеди, а сам в карман к тебе лезет. Как там богомольный Кромвель и его железнобокие [1228], что вырезали всех женщин и детей в Дрогеде, а на пушках у них вокруг дул было написано из библии: «Бог есть любовь»? Библия! Не читали в сегодняшнем «Юнайтед айришмен» фельетон про визит зулусского вождя в Англию [1229]?

— Нет, а что там? — Джо спрашивает.