Джеймс Джойс - Избранные произведения. Том II

— Насчет мальчика все в порядке, — сказал Мартин Каннингем, когда они проходили мимо ворот Касл-ярда.

Полисмен дотронулся до фуражки.

— Дай вам Бог, — ободряюще произнес Мартин Каннингем.

Он сделал знак поджидавшему кучеру, тот дернул вожжи и тронулся в сторону Лорд-Эдвард-стрит.

За бронзой золото, за головкой мисс Кеннеди головка мисс Дус, появились над занавеской отеля «Ормонд».

— Да-да, — сказал Мартин Каннингем, потрагивая бороду. — Я написал отцу Конми и все изложил ему.

— Вы бы могли попытаться и у нашего друга, — предложил задним числом мистер Пауэр.

— У Бойда? Благодарю покорно, — отрезал коротко Мартин Каннингем.

Джон Уайз Нолан, отставший за чтением списка, быстро пустился их нагонять по Корк-хилл.

На ступенях ратуши советник Наннетти, спускаясь, приветствовал поднимающихся олдермена Каули и советника Абрахама Лайона.

Муниципальный фургон, пустой, завернул на Верхнюю Эксчейндж-стрит.

— Взгляните-ка, Мартин, — сказал Джон Уайз Нолан, догнав их возле редакции «Мейл». — Я тут вижу, что Блум подписался на пять шиллингов.

— Совершенно верно, — сказал Мартин Каннингем, забирая у него лист. — Мало того, он их немедленно внес.

— Без громких речей, — заметил мистер Пауэр.

— Довольно странно, но факт, — добавил Мартин Каннингем.

Джон Уайз Нолан удивленно раскрыл глаза.

— Как много у еврея доброты, замечу я [1038], — щегольнул он цитатой.

Они направились по Парламент-стрит.

— А вот и Джимми Генри, — сказал мистер Пауэр, — как раз поспешает к Каване.

— Раз так, — сказал Мартин Каннингем, — то и мы за ним.

Возле la inaison Claire Буян Бойлан изловил горбатого зятя Джека Муни [1039], бывшего в подпитии и направлявшегося в слободку.

Джон Уайз Нолан с мистером Пауэром шли теперь позади, а Мартин Каннингем взял под руку маленького аккуратного человечка в сером с искрой костюме, который нетвердой торопливой походкой проходил мимо часового магазина Микки Андерсона.

— Видно, у младшего муниципального секретаря мозоли дают себя знать, — заметил Джон Уайз Нолан мистеру Пауэру.

Они обогнули угол, следуя к винному погребу Джеймса Каваны. Пустой муниципальный фургон, стоявший у Эссекс-гейт, оказался перед самым носом у них. Мартин Каннингем все продолжал говорить, то и дело показывая Джимми Генри подписной лист, на который тот ни разу не глянул.

— И Длинный Джон Феннинг тоже здесь, — сказал Джон Уайз Нолан, — во всю натуральную величину.

Высокая фигура Длинного Джона Феннинга заполняла собой всю дверь.

— Добрый день, господин главный инспектор, — произнес Мартин Каннингем, и все остановились для обмена приветствиями.

Длинный Джон феннинг не освободил им проход. Резким движением он вынул изо рта большую сигару, и его круглые глаза пронзительно окинули их умным и хищным взглядом.

— Сенаторы Рима продолжают предаваться мирной беседе? — проговорил он звучно и насмешливо, обращаясь к младшему муниципальному секретарю.

Устроили там адские баталии, заговорил с раздражением Джимми Генри, вокруг своего треклятого ирландского языка. Он бы хотел знать, чем занимается распорядитель, когда надо поддерживать порядок в зале заседаний. А старый Барлоу, хранитель жезла, слег из-за своей астмы, жезла на столе нет, сплошной кавардак, нет даже кворума, и сам лорд-мэр Хатчинсон в Лландудно, а маленький Лоркан Шерлок изображает его locum tenens [1040]. Пропади он пропадом, этот язык наших предков.

Длинный Джон Феннинг выпустил изо рта струю дыма.

Мартин Каннингем, покручивая кончик бороды, снова принялся говорить, обращаясь то к главному инспектору, то к младшему муниципальному секретарю, а Джон Уайз Нолан мирно помалкивал.

— А какой это Дигнам? — спросил Длинный Джон феннинг.

Джимми Генри сделал гримасу и потряс в воздухе левой ногой.

— Ох, мои мозоли! — жалобно простонал он. — Пойдемте, бога ради, наверх, чтобы я мог хоть присесть! У-у! Ох-хо-хо! Позвольте!

В сердцах он протиснулся сбоку от Длинного Джона Феннинга и поднялся по лестнице.

— Да, пойдемте наверх, — сказал Мартин Каннингем главному инспектору. — Мне кажется, что вы не знали его, хотя, конечно, возможно.

Мистер Пауэр и Джон Уайз Нолан последовали за ними.

— Он был скромный и честный малый, — поведал Джек Пауэр дюжей спине Длинного Джона Феннинга, которая поднималась навстречу Длинному Джону Феннингу в зеркале.

— Небольшой такой. Дигнам из конторы Ментона, — дополнил Мартин Каннингем.

Длинный Джон Феннинг не мог припомнить его.

В воздухе пронеслось цоканье лошадиных копыт.

— Что это? — спросил Мартин Каннингем.

Все обернулись, где кто стоял. Джон Уайз Нолан снова спустился вниз.

Стоя в прохладной тени прохода, он видел, как кони двигались по Парламент-стрит, сбруя и лоснящиеся бабки поблескивали на солнце. Весело, не спеша, они проследовали мимо под его холодным недружелюбным взглядом.

Впереди скакали, впереди на седлах мерно подскакивали форейторы.

— Так что это там? — спросил Мартин Каннингем, когда они снова начали подниматься.

— Лорд-наместник и генерал-губернатор Ирландии, — отвечал Джон Уайз Нолан с нижней ступеньки.

Когда они шли по толстому ковру, Бык Маллиган, прикрывшись своей панамой, шепнул Хейнсу:

— Брат Парнелла. Вон в том углу.

Они выбрали маленький столик у окна, напротив человека с вытянутым лицом, борода и пристальный взгляд которого нависали над шахматной доской.

— Вот это он? — спросил Хейнс, поворачиваясь на своем сиденье.

— Да, — ответил Маллиган. — Это Джон Хауард, его брат, наш городской церемониймейстер.

Джон Хауард Парнелл спокойно передвинул белого слона и снова поднес грязноватый коготь ко лбу, где он и остался неподвижно.

Через мгновение из-под его заслона глаза его бросили на противника быстрый, неуловимо сверкнувший взгляд и вновь устремились на критический участок доски.

— Мне кофе по-венски, — сказал Хейнс официантке.

— Два кофе по-венски, — сказал Маллиган. — И еще принесите нам масло, булочки и каких-нибудь пирожных.

Когда она удалилась, он со смехом сказал:

— Мы тут говорим, что ДХК значит дрянной холодный кофе. Да, но вы упустили Дедаловы речи о «Гамлете».

Хейнс раскрыл свою свежеприобретенную книгу.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Шекспир — это благодатная почва для тех умов, что утратили равновесие.

Одноногий матрос, приблизившись к Нельсон-стрит, 14, рявкнул:

— Англия ждет …

Лимонный жилет Быка Маллигана весело всколыхнулся от смеха.

— Вам стоит на него посмотреть, — сказал он, — когда его тело утрачивает равновесие. Я его называю Энгус-Скиталец.

— Я уверен, у него есть какая-то idee fixe, — сказал Хейнс, задумчиво пощипывая подбородок большим и указательным пальцами. — И я раздумываю, в чем бы она могла быть. У таких людей она всегда есть.