Джеймс Джойс - Избранные произведения. Том I

— Просто обычное говение, понимаете, — сказал мистер Каннингем. — Его проводит отец Борделл для деловых людей, вот как мы.

— Он с нами не будет слишком строго, — сказал мистер Пауэр убеждающим тоном.

— Борделл, Борделл… — произнес больной.

— Вы его должны знать, Том, — сказал уверенно мистер Каннингем. — Отличный человек, славный! И как мы с вами, вполне от мира сего.

— А… знаю, кажется. Такой высокий, и лицо красное.

— Он самый.

— И что, Мартин, он… хороший проповедник?

— Н-ну-у… Понимаете, это не то чтобы проповедь. Это дружеская беседа скорей, в рамках здравого смысла, понимаете.

Мистер Кернан обдумывал. Мистер же Маккой произнес:

— Отец Том Берк, это вот был мужик!

— О, отец Том Берк, — сказал мистер Каннингем, — это был прирожденный оратор. Вы, Том, его слыхали когда-нибудь?

— Слыхал ли когда-нибудь! — живо отреагировал больной. — Ничего себе! Уж я-то…

— А между тем, говорят, он был не силен в богословии, — сказал мистер Каннингем.

— В самом деле? — сказал Маккой.

— Ну, уж такого-то ничего, конечно. Просто говорят, иногда он в проповедях высказывался не совсем по учению.

— А!.. но блестящий мужик был! — сказал Маккой.

— Однажды я его слушал, — продолжал мистер Кернан, — только не помню, на какую он тему. Мы с Крофтоном были у самой стены этого… ну, партера, что ли…

— Притвора, — сказал мистер Каннингем.

— Ну да, у стены ближе к двери. Забыл, на какую тему… ах да, это было про папу, про покойного папу. Сейчас всё вспомнилось. Клянусь вам, это было великолепно, в таком стиле! А голос! Боже, это вот голос был! Узник Ватикана, так он его назвал. И помню, Крофтон мне говорит, когда мы вышли потом…

— Он же ведь оранжист, этот Крофтон, разве нет? — спросил мистер Пауэр.

— Еще бы, — отвечал мистер Кернан, — самый что ни на есть треклятый оранжист. Зашли мы к Батлеру на Мур-стрит — и я, ей-богу, был тронут по-настоящему, скажу вам чистую правду. Я помню его слова буквально: Кернан, — это он мне, — мы возносим молитвы у разных алтарей, — это он мне, — но вера наша одна. Меня поразило даже, как здорово он сказал.

— Да, тут впрямь что-то есть, — признал мистер Пауэр. — На проповеди отца Тома всегда набивалась куча протестантов.

— Между нами, уж не такая большая разница, — высказал Маккой. — Мы все веруем в…

Он поколебался слегка.

— …во Христа Искупителя. Но только они не веруют в папу и в Матерь Божию.

— Но, разумеется, — сказал мистер Каннингем внушительно и спокойно, — только наша религия истинная религия, древняя и настоящая вера.

— Кто ж сомневается, — сказал мистер Кернан с теплом в голосе. К дверям спальни подошла миссис Кернан и возвестила:

— К тебе гость!

— Это кто еще?

— Мистер Фогарти!

— А, пусть входит, пусть входит!

Из темноты появилось овальное бледное лицо. Дугу его светлых свисающих усов повторяли светлые брови, огибающие глаза, в которых выразилось приятное удивление. Мистер Фогарти был скромным зеленщиком. Он содержал в городе заведение с лицензией и потерпел крах, поскольку его финансовые возможности привязывали его к второразрядным винокурам и пивоварам. После этого он открыл небольшую лавочку на Гласневин-роуд, льстя себя надеждой, что своими манерами завоюет симпатии окрестных хозяек. Он старался соблюдать тон в поведении, был ласков с детишками и говорил с четкой дикцией. Культура не была ему чужда.

Мистер Фогарти пришел не с пустыми руками, он принес полпинты старого виски. Он учтиво расспросил мистера Кернана, поставил на стол свое приношение и присоединился к компании. Мистер Кернан весьма оценил приношение, памятуя, что у мистера Фогарти оставался за ним небольшой незакрытый счетец за овощи. Он сказал:

— Никогда в вас не сомневался, старина. Открой-ка, Джек, можно тебя попросить?

Мистер Пауэр вновь исполнил роль кравчего. Стаканы ополоснули и разлили в них пять малых порций виски. Новое вливание чувствительно оживило разговор. Мистер Фогарти, сидя на краешке стула, проявлял особый интерес к теме.

— Папа Лев XIII, — сказал мистер Каннингем, — был одним из светил своего времени. Его великой идеей, понимаете, было объединение латинской и греческой церквей. Это была цель его жизни.

— Как я часто слышал, — сказал мистер Пауэр, — он был одним из наиумнейших людей в Европе. Это еще кроме того, что папа.

— Бесспорно, был, — сказал мистер Каннингем, — да, пожалуй, и самым наиумнейшим. У него был девиз, понимаете, как у папы, — Люкс на Люкс, то есть Свет на Свет.

— Нет-нет, — с живостью возразил мистер Фогарти, — тут вы, по-моему, ошибаетесь. По-моему, это было Lux in Tenebris, то есть Свет во Тьме.

— Ну да, — сказал Маккой, — служба Tenebrae [78] Тьма; Преисподняя (лат.), а также название старинного типа католической службы Великой Пятницы. .

— Позвольте мне заявить, — твердо промолвил мистер Каннингем, — что это было именно Люкс на Люкс. А у его предшественника, Пия IX, девиз был Крукс на Крукс, то есть Крест на Крест, чтобы показать различие между двумя понтификатами.

Заявление было принято, и мистер Каннингем продолжал:

— Папа Лев был, понимаете ли, великий ученый и поэт.

— Лицо у него волевое было, — вставил мистер Кернан.

— Да, — сказал мистер Каннингем, — и он писал стихи на латыни.

— В самом деле? — спросил мистер Фогарти.

Маккой с довольным видом прихлебнул виски и покивал головой в двойном смысле, говоря:

— Да-да, тут, скажу вам, без дураков.

— Мы, Том, этого не учили, — сказал мистер Пауэр, следуя поданному примеру, — когда ходили в школу на медные деньги.

— Немало добрых людей ходили в школу на медные деньги, таща с собой торф для печки, — назидательно произнес мистер Кернан. — Старая система лучше всего. Учили честно и по-простому, без этих нынешних фокусов…

— Что верно, то верно, — поддержал мистер Пауэр.

— Без казуистики, — сказал мистер Фогарти.

Он четко артикулировал слово и с достоинством отхлебнул.

— Помнится, я читал, — сказал мистер Каннингем, — что одно из стихотворений папы Льва было про изобретение фотографии — само собой, по-латыни.

— О фотографии! — изумился мистер Кернан.

— Вот именно, — подтвердил мистер Каннингем.

Он также прихлебнул виски.

— А что, — сказал Маккой, — разве фотография не чудо, если так вот задуматься?

— Конечно, — сказал мистер Пауэр, — великие умы, они способны видеть этакое.

— Как говорит поэт, — молвил мистер Фогарти, — «Великие умы недалеко от безумия».

Ум мистера Кернана, казалось, был в замешательстве. Его хозяин с усилием пытался припомнить позиции протестантской теологии по некоторым колючим вопросам. В конце концов он адресовался к мистеру Каннингему.