Джеймс Джойс - Избранные произведения. Том I

Он наложил Стивену полную тарелку, а потом дяде Чарльзу и мистеру Кейси тоже положил по большому куску индейки с обильной порцией соуса. Миссис Дедал ела совсем мало, а Дэнти сидела, сложив руки на коленях, и лицо у нее было красное. Мистер Дедал принялся разрезать то, что было еще на блюде, а потом объявил:

— А вот самый лакомый кусочек, который зовется папский нос! Кто из дам и господ желает…

Он поднял перед собой кусок дичи на вилке. Никто не отозвался. Тогда он положил кусок на свою тарелку со словами:

— Ну что ж, мое дело предложить. Съем-ка я сам его, как-то я последнее время не в форме.

Подмигнув Стивену и закрыв блюдо крышкой, он снова принялся за еду.

Пока он ел, царило молчание. Потом он заговорил:

— Что же, день-то был славный, в конце концов. И в городе приезжих целые толпы.

Никто не отозвался. Он продолжал:

— Приезжих было больше, пожалуй, чем на прошлое Рождество.

Он поглядел вокруг, но у всех сидящих лица были уткнуты в тарелки. Ответа ему не последовало. Выждав минуту, он проговорил в сердцах:

— Испортили-таки мне рождественский ужин!

— Не может быть ни счастья, ни благодати, — сказала Дэнти, — в том доме, где нет почтения к пастырям.

Мистер Дедал с шумом швырнул на свою тарелку вилку и нож.

— Почтение! Это что, к Билли-губошлепу или к бочке с потрохами из Армаха? Почтение!

— Князья церкви! — процедил презрительно мистер Кейси.

— Ага, как конюх лорда Лейтрима, — добавил мистер Дедал.

— Они Божии помазанники, — сказала Дэнти. — Они честь нации.

— Бочка с потрохами, — произнес резко мистер Дедал. — Когда почивает, вы скажете — красавчик. Надо вам видеть, как этот гусь лопает свинину с капустой в зимний денек. Картинка!

Он скорчил на лице грубую тупую гримасу и зачавкал громко губами.

— Правда, Саймон, — сказала миссис Дедал, — при Стивене ты не должен так говорить. Это нехорошо.

— О, когда он вырастет, он припомнит все это, — с жаром вмешалась Дэнти, — припомнит все речи против Бога, и против религии, и против священников, что он наслушался в своем доме.

— И пусть еще он припомнит, — крикнул ей мистер Кейси через стол, — те речи, которыми священники и их шавки клеймили и загоняли в гроб Парнелла. Пусть он это тоже припомнит, когда вырастет.

— Сукины дети! — вскричал и мистер Дедал. — Едва он попал в беду, они его тут же предали, как крысы из помойки набросились. Подлые псы! Да они и смахивают на псов, я божусь!

— Они правильно поступили, — кричала Дэнти. — Они были послушны своим епископам и священникам. Честь и хвала им!

— Но это просто ужасно, — проговорила миссис Дедал, — даже такой единственный день в году не может у нас быть без этих ужасных споров.

Дядя Чарльз мягким жестом поднял вверх руки и сказал:

— Ну послушайте же, послушайте! Неужели мы все не можем высказывать свои взгляды, какие бы они ни были, не выходя из себя, не ругаясь. Это же так плохо.

Миссис Дедал заговорила тихим голосом с Дэнти, но Дэнти громко отрезала:

— Нет уж, я не стану молчать. Когда вероотступники оплевывают и поносят религию и церковь, я буду защищать их.

Тут мистер Кейси резко оттолкнул свою тарелку на середину стола и, поставив на стол локти, хрипловатым голосом обратился к хозяину:

— Скажите-ка, а я вам не рассказывал историю про самый знаменитый плевок?

— Да нет, Джон, — ответил мистер Дедал.

— Ну как же, — продолжал мистер Кейси, — весьма поучительная история. Случилось это не слишком давно в том самом графстве Уиклоу, где мы ныне находимся.

Тут он остановился и, обернувшись к Дэнти, со сдержанным возмущением произнес:

— И могу доложить вам, мэм, что если вы имели в виду меня, то я не вероотступник. Я католик, каким был до меня мой отец, а до него был его отец, а до него был его и так далее, в те времена, когда мы отдавали жизни, но не отступались от своей веры.

— Тем более постыдно для вас сейчас так говорить, как вы говорите, — сказала Дэнти.

— Ладно, Джон, вы все-таки расскажите историю, — с улыбкой проговорил мистер Дедал.

— Уж это католик! — сказала Дэнти с насмешкой. — Да самый отпетый протестант не наговорит такого, что я сегодня здесь слышала.

Мистер Дедал замурлыкал себе под нос мелодию уличных певцов, покачивая головой из стороны в сторону.

— Я не протестант, еще раз вам повторяю, — сказал мистер Кейси, багровея.

Мистер Дедал, все так же покачивая головой, пропел нарочито гнусавым голосом:

Вновь придя в хорошее настроение, он взял нож и вилку и вернулся к еде, приговаривая мистеру Кейси:

— Выкладывайте-ка свою историю, Джон, нам будет полезно для пищеварения.

Стивен с теплом и сочувствием смотрел на мистера Кейси, который глядел неподвижно перед собой, оперев голову на соединенные руки. Ему нравилось сидеть подле него у огня, снизу посматривая на его суровое темное лицо. Но темные глаза его не бывали суровыми, а голос всегда был нетороплив и приятен для слуха. Только почему же он против священников? Ведь тогда Дэнти значит права. Но Стивен слышал, как отец однажды сказал, что она неудавшаяся монахиня, была в монастыре в Аллегени и ушла из него, когда ее брат сильно нажился на продаже дикарям всяких побрякушек. Может, из-за этого она и стала против Парнелла. И она не любила, чтобы он играл с Эйлин, потому что Эйлин была из протестантов, а Дэнти когда была молодая, то знала детей, которые водились с протестантскими детьми, а протестанты насмехались над литанией Пресвятой Девы, всё повторяя Башня кости слоновой, Чертог златой! Как это женщина может быть башней из слоновой кости и чертогом из золота? Кто тут все-таки прав? И ему вспомнился вечер в лазарете в Клонгоузе, темные воды, огонек на пирсе и скорбные вопли тех, кто услышал весть.

У Эйлин были белые тонкие руки. Как-то, когда играли в жмурки вечером, она прижала ему к глазам свои руки: длинные, белые и тонкие, холодные, мягкие. Такая вот и слоновая кость: она холодная, белая. Значит, это и есть смысл слов Башня кости слоновой.

— История милая и короткая, — сказал мистер Кейси. — Дело было в Арклоу, в холодный ненастный день, незадолго до смерти вождя, да будет с ним милость Божия!

Он сделал паузу, устало прикрыв глаза. Мистер Дедал взял косточку со своей тарелки и принялся обгладывать с нее мясо, со словами:

— До его убийства, вы хотите сказать.

Мистер Кейси снова открыл глаза и, вздохнув, продолжал:

— Стало быть, все происходило в Арклоу. Мы устраивали митинг, и когда он закончился, нам надо было идти на станцию, пробираясь сквозь густую толпу. Ну, такого воя и рева вам никогда не слыхать, дружище. Они нас крыли всеми мыслимыми словами. А одна старая леди, а точнее, старая ведьма, пьяная в стельку, весь свой пыл обратила на меня. Она приплясывала рядом со мной в грязи, визжала и вопила мне прямо в физиономию: Враг пастырей наших! Парижская биржа! Мистер Фокс! Китти О’Шей!