Чарльз Диккенс - Избранные романы в одном томе [компиляция]

— Эй! — крикнула хозяйка фургона и, собрав с колен крошки, ссыпала их горстью в рот, после чего вытерла губы. — Ну, конечно, так оно и есть. Девочка! Кто получил кубок?

— Какой кубок, сударыня? — спросила Нелл.

— Призовой кубок на скачках, девочка, тот, что разыгрывался на второй день.

— На второй день, сударыня?

— Да, да! На второй день! — нетерпеливо повторила дородная леди. — Тебя вежливо спрашивают, а ты не можешь ответить, кто выиграл кубок!

— Я не знаю, сударыня.

— Не знаешь? — удивилась хозяйка фургона. — Ты же была там! Я сама тебя видела!

Услышав это, Нелл заподозрила дородную леди в тесных сношениях с фирмой «Коротыш и Кодлин» и перепугалась, но то, что последовало дальше, успокоило ее.

— Да, видела, и еще пожалела тебя — зачем ты водишься с Панчем, — продолжала дородная леди, — с этим низкопробным площадным шутом, на которого и смотреть-то совестно.

— Я попала туда случайно, — ответила девочка. — Мы не знали дороги, а эти кукольники были так добры, что взяли нас с собой. Вы… вы с ними знакомы, сударыня?

— Я? — пронзительно взвизгнула хозяйка фургона. — Знакома с ними! Впрочем, что с тебя спрашивать, ты еще совсем дитя и не разбираешься в таких вопросах. Посмотри на меня, девочка! Разве мне пристало знаться с Панчем? Посмотри на мой фургон! Разве ему пристало знаться с Панчем?

— Нет, нет, сударыня! — воскликнула девочка, догадавшись, что она совершила ужасную ошибку. — Простите меня, пожалуйста!

Прощение было дано немедленно, хотя леди все еще не могла прийти в себя, так ее взволновало столь унизительное предположение. Девочка пояснила, что они ушли со скачек в первый же день и теперь держат путь в ближайший город, где собираются переночевать, и так как физиономия дородной леди стала мало-помалу проясняться, она решилась спросить, далеко ли им еще идти. Ответ последовал лишь после того, как дородная леди обстоятельно рассказала, что она приехала на скачки в линейке и провела там один день исключительно ради собственного удовольствия, не связывая себя делами и соображениями выгоды, — и ответ был таков: до города осталось восемь миль.

Услышав это печальное известие, девочка огорчилась и еле сдерживая слезы, посмотрела на овеянную сумерками дорогу. Старик не проронил ни слова жалобы, только тяжело вздохнул, оперся на палку и устремил взгляд вдаль, тщетно пытаясь разглядеть ее за серой завесой пыли.

Тем временем хозяйка фургона принялась составлять на поднос все свои чайные принадлежности, но, увидев, как девочка приуныла, она остановилась и задумалась. Нелл сделала ей реверанс, поблагодарила за полученные сведения, протянула руку деду и уже успела отойти с ним шагов на двадцать, как вдруг хозяйка фургона окликнула ее.

— Ближе подойди, еще ближе! — сказала она, знаком приглашая Нелл подняться на ступеньки. — Ты хочешь есть, девочка?

— Нет, не очень, но мы устали… и нам еще так далеко идти.

— Ну, вот и выпей чаю, — сказала ее новая знакомая. — Вы, дедушка, надеюсь, не откажетесь?

Старик смиренно снял шляпу и поблагодарил дородную леди. Тогда его тоже пригласили подняться по ступенькам, но, поскольку за барабаном двоим оказалось тесновато, они снова спустились вниз и сели на траву, и туда им был подан чайный поднос, хлеб, масло, окорок — короче говоря, все, чем услаждалась сама хозяйка фургона, за исключением бутылки, которую она ухитрилась вовремя сунуть в карман. — Устраивайтесь поближе к задним колесам, там вам будет удобнее, — сказала их новая знакомая, наблюдая за ними сверху. — Теперь, девочка, дай мне чайник, я подолью в него кипятку, подсыплю щепотку чаю, и тогда ешьте, пейте сколько вашей душе угодно, больше от вас ничего не требуется.

Старик и девочка, наверно, так и поступили бы, даже если бы дородная леди была менее гостеприимна или подала бы им угощенье молча. Но после ее радушной просьбы чувство стеснения и неловкости оставило их, и, с аппетитом принявшись за ужин, они отдали ему должное.

Пока гости были заняты едой, хозяйка фургона спустилась на землю, заложила руки за спину и с величественным видом, чрезвычайно твердой поступью, так что ее огромный капор подрагивал на каждом шагу, стала прогуливаться взад и вперед, то и дело бросая горделивые взгляды на фургон и получая особое удовлетворение от красных полосок на ставнях и медного дверного молоточка. Закончив этот легкий моцион, она присела на ступеньки и крикнула: «Джордж!» — вслед за чем из-за кустов, скрывавших его так, что, будучи сам невидимым, он мог наблюдать за всем происходившим около фургона, выглянул человек в извозчичьей блузе, который, как оказалось, сидел в этом укромном местечке, держа на коленях сковороду и бутыль вместимостью в полгаллона, а в правой и девой руке нож и вилку.

— Да, сударыня? — сказал Джордж.

— Как тебе понравился паштет, Джордж?

— Паштет недурной, сударыня.

— А пиво, Джордж? — продолжала дородная леди, и по всему было видно, что вопрос этот интересует ее гораздо больше предыдущего. — Как оно, сносное?

— Малость выдохлось, — ответил Джордж, — но ничего, пить можно.

Чтобы окончательно успокоить хозяйку, он приложил бутыль ко рту, сделал большой глоток (по меньшей мере с пинту), громко причмокнул, зажмурил один глаз и кивнул головой. Потом, видимо с не менее благими намерениями, схватился за нож и вилку и доказал на деле, что пиво не отбило у него аппетита.

Хозяйка фургона постояла несколько минут молча, одобрительно глядя на него, и вдруг спросила: — Ты скоро кончишь?

— Скоро, сударыня. — И действительно, подобрав ножом со сковороды самые поджаристые крошки и отправив их в рот, затем приложившись к бутыли с таким строго научным расчетом, что голова его почти незаметно для постороннего глаза запрокидывалась все дальше и дальше и, наконец, почти коснулась земли, этот джентльмен счел себя совершенно свободным и вылез из своего тайника.

— Надеюсь, ты не поспешил из-за меня? — спросила дородная леди, с явным сочувствием относившаяся к его манипуляциям с бутылью.

— Если даже и поспешил, — ответил возница, предусмотрительно оставляя за собой свободу действий в будущем, — в другой раз сквитаемся — только и всего.

— Как по-твоему, Джордж, поклажа у нас не очень тяжелая?

— Вот, женщины всегда так! — воскликнул он и окинул взглядом горизонт, словно призывая самое природу восстать против столь чудовищного предположения. Посади женщину на козлы, и у нее кнут ни минуты не полежит спокойно. Лошадь хоть во весь опор скачи, а она, знай, будет погонять. Скотина везет сколько может — так нет, подбавляй еще! Что у вас на уме?

— Большая будет разница для лошадей, если мы посадим вот их двоих? — спросила хозяйка фургона, оставляя без внимания философическую тираду Джорджа и показывая на старика и Нелл, которые уже готовились продолжать свой нелегкий путь.