Чарльз Диккенс - Избранные романы в одном томе [компиляция]

С вершины своего монолога миссис Джарли сразу спустилась на землю и, коснувшись мелочей обыденной жизни, заявила, что она не будет назначать Нелл определенного жалованья до тех пор, пока не испытает ее способностей и не проверит их на деле самым тщательным образом. Что же касается стола и помещения, то все это они получат бесплатно, причем еда будет обильная и вкусная.

Старик и Нелл решили посоветоваться между собой, и пока они были заняты этим, миссис Джарли, заложив руки за спину, расхаживала взад и вперед по фургону с тем же необычайным достоинством и с той же степенностью, с какими она прогуливалась после чая по скучной земле. Это обстоятельство вполне заслуживает особого упоминания, ибо не следует забывать, что фургон находился в движении, а следовательно, ступать по нему, не пошатываясь на каждом шагу, могла только особа, обладающая прирожденной величавостью и благоприобретенной грацией.

— Ну, как вы решили? — спросила миссис Джарли, останавливаясь и глядя на Нелл.

— Мы вам очень признательны, сударыня, — ответила девочка, — и с благодарностью принимаем ваше предложение.

— И уж, наверно, никогда об этом не пожалеете, — сказала миссис Джарли. — Ну-с, а теперь, когда с делами покончено, давайте ужинать.

Между тем фургон, продолжавший медленно тащиться вперед, словно он тоже выпил крепкого пива и малость осовел, наконец загрохотал по городской улице, совершенно безлюдной и тихой, потому что время близилось к полночи и горожане давно спали у себя по домам. Так как ехать к снятому под музей помещению было поздно, они свернули на пустырь сразу за городскими воротами, намереваясь переночевать там рядом с другим фургоном, который перевозил с места на место утеху всей страны паноптикум Джарли — и имел положенную по закону дощечку со славным именем владелицы, но тем не менее был самым бессовестным образом заклеймен конторой по оплате гербового сбора как «грузовая подвода» да еще пронумерован — семь тысяч с чем-то! — точно его драгоценную ношу можно было приравнять к какой-то муке или углю!

Эту незаслуженно оскорбленную колымагу, сейчас пустовавшую (ибо она уже доставила свой груз на место и дожидалась, когда ее услуги понадобятся снова), отвели на ночь старику, и Нелл заботливо постелила ему там постель из того, что оказалось под рукой. Сама же она должна была спать в дорожном экипаже миссис Джарли, что служило знаком особого расположения и доверия к ней со стороны этой леди.

Девочка простилась со стариком и пошла к своему фургону, но соблазнившись ночной прохладой, решила побыть немного на воздухе. Луна ярко освещала древние городские ворота, оставляя проход под ними в густой черной тени, и Нелл со смешанным чувством любопытства и страха медленно подошла к их арке, остановилась и подумала: каким мраком, холодом и какой стариной веет от этого темного свода!

В глубине ворот зияла ниша — место для какой-нибудь древней статуи, то ли развалившейся, то ли убранной отсюда сотню лет назад. Нелл едва успела представить себе мысленно, сколько странного люда повидала эта статуя на своему веку, сколько жестоких столкновений, сколько убийств произошло в этом пустынном месте, как вдруг из-под черной арки появился человек. Она узнала его мгновенно. Да и нельзя было не узнать в нем страшного, уродливого Квилпа.

Улица за воротами была такая узкая, тени, падавшие от домов, такие густые, что казалось, будто он выскочил прямо из-под земли. Но это был Квилп. Девочка отступила в самый темный угол подворотни, и карлик прошел мимо, совсем близко. В руках у него была палка; он остановился на свету, оперся на нее и, оглянувшись назад прямо туда, где стояла Нелл, — махнул рукой.

Неужели ей? Нет, слава богу, не ей, потому что в ту минуту, когда она, не помня себя от страха, колебалась крикнуть ли «помогите!», или бежать прочь, пока Квилп не схватил ее, из-под ворот медленно появилась другая фигура — фигура мальчика, тащившего на спине сундук.

— Живей, каналья! — крикнул Квилп. Он оглядывал арку ворот, вырисовываясь в лунном свете чудовищным истуканом, который словно выскочил из ниши и теперь посматривал издали на свое прежнее обиталище. — Живей!

— Тяжело, сэр! — жалобно проговорил его носильщик. — Я и так чуть не бегом.

— Он и так чуть не бегом! — возмутился Квилп. — Да ты, собака, еле тащишься, ноги волочишь, ползешь, как червяк! Стой, часы бьют… половина первого.

Он прислушался, потом вдруг с яростью подскочил к мальчику, заставив его шарахнуться в сторону, и спросил, когда здесь проходит лондонский дилижанс. Мальчик ответил, что в час ночи.

— Ну, пойдем, — сказал Квилп. — Не то я опоздаю. Живей — слышишь? Живей!

Мальчик прибавил шагу сколько мог, а Квилп, шедший впереди, то и дело оглядывался назад, торопя его и грозя ему кулаком. Нелл не смела шевельнуться, пока они не скрылись в темноте, а потом, когда их не стало ни видно, ни слышно, бросилась к фургонам, словно боясь, что ее дед и на расстоянии почувствует близость Квилпа, испугается и потеряет покой. Но старик спал крепким сном, и она тихонько отошла от него.

По дороге к своему фургону Нелл все обдумала и решила умолчать об этом происшествии, ибо Квилп (какова бы ни была цель его приезда сюда, а она подозревала, что он разыскивал их) возвращался домой, судя по его вопросу о лондонском дилижансе, — значит, им лучше оставаться здесь, подальше от Лондона. И все же она никак не могла успокоиться после встречи с карликом, и ей казалось, будто легионы Квилпов надвигаются на нее со всех сторон и воздух кишит ими.

Радость аристократии и дворянства и любимица августейших особ уже успела забраться на свою походную койку посредством самосокращения — сложного процесса, никому, кроме нее, не известного, — и мирно похрапывала там, а огромный капор, бережно снятый ею с головы, величаво покоился на барабане под тусклой лампой, свисавшей с потолка. Девочка легла в постель, приготовленную ей на полу, и, услышав, как Джордж тотчас же после ее прихода убрал лесенку, облегченно вздохнула, потому что теперь всякая связь между внешним миром и медным дверным молоточком была прервана. Некий гортанные звуки, время от времени проникавшие сквозь дощатый пол, и шорох соломы, доносившийся оттуда же, свидетельствовали о том, что возчик улегся спать на земле под фургоном, и это еще больше успокоило ее.

И все же, несмотря на такую надежную защиту, она то и дело просыпалась и вновь засыпала и не могла забыть Квилпа, который каким-то образом сливался в ее тревожных снах с музеем восковых фигур и сам был то восковой фигурой, то одновременно и миссис Джарли и восковой фигурой, то шарманкой, то самим собой. Наконец, уже на рассвете, она забылась тем крепким сном, что побеждает всякую усталость, всякую тревогу и дарует нам лишь чувство беспредельного и всепоглощающего наслаждения.