Чарльз Диккенс - Избранные романы в одном томе [компиляция]

Переход от почесывания носа к покачиванию линейкой над столом и применению ее в качестве томагавка, то и дело рассекавшего воздух, произошел как-то сам собой, совершенно незаметно. Иной раз линейка пролетала совсем близко от головы мисс Салли; фестончатую кромку газа вздымало ветром, — еще немного, и коричневая наколка очутилась бы на полу, но ничего не подозревающая девица продолжала спокойно строчить и ни разу не подняла глаз на мистера Свивеллера.

Какое же это принесло ему облегчение! Приятно было, написав через силу несколько слов и дойдя чуть ли не до умопомешательства, схватить линейку, замахнуться ею над коричневым головным убором и знать, что при желании его можно сбить долой! Приятно было, отдергивая руку в минуту опасности, крепко почесывать линейкой нос, а потом вознаграждать себя еще более свирепыми взмахами, как только выяснялось, что мисс Салли и не думает поднимать глаза от своей писанины. Благодаря этим упражнениям мистер Свивеллер постепенно успокоил свои взволнованные чувства; он уже не так часто и не так яростно взмахивал линейкой и, наконец, мог писать по пять-шесть строчек подряд, не прибегая к ее помощи, что было для него огромной победой над самим собой.

По прошествии некоторого времени, а именно после двухчасового сидения за столом, мисс Брасс закончила работу, — в знак чего она вытерла перо о свое зеленое платье и взяла понюшку табаку из маленькой круглой табакерки, которая хранилась у нее в кармане. Освежившись таким образом, эта девица поднялась с табуретки, перевязала бумаги по всей форме красным шнурком, сунула сверток под мышку и вышла из конторы.

Мистер Свивеллер только успел вскочить с места и отколоть коленце-другое неистовой жиги от радости, что его оставили одного, как вдруг дверь отворилась и из-за нее высунулась голова мисс Салли.

— Я ухожу, — сообщила она.

— Хорошо, сударыня, — сказал Дик. «И, сделайте одолжение, не спешите из-за меня домой», — добавил он мысленно.

— Если кто-нибудь придет по делу, спросите, что передать, а самого стряпчего, мол, нет дома. Поняли?

— Понял, сударыня, — ответил Дик.

— Я ненадолго, — сказала мисс Брасс напоследок.

— Прискорбно это слышать, сударыня, — воскликнул Дик, когда она затворила за собой дверь. — Надеюсь, что у вас получится какая-нибудь непредвиденная задержка. Если вы ухитритесь попасть под колеса, сударыня, не причинив себе серьезного увечья, тем лучше.

Высказав от всего сердца это благожелательное напутствие, мистер Свивеллер сел в кресло для клиентов и погрузился в глубокое раздумье, потом прошелся несколько раз по комнате и снова упал в кресло.

— Итак, я состою в должности писца при мистере Брассе! — воскликнул Дик. — Служу писцом у Брасса да? И у сестрицы Брасса — у этого дракона в юбке? Хорошо, очень хорошо! Что же со мной приключится дальше? Может, меня ждет участь каторжника, и я буду слоняться по адмиралтейским складам в войлочной шляпе, в серой куртке с аккуратно вышитым на ней номером и с орденом Подвязки на щиколотке [559] …с орденом Подвязки на щиколотке… — (иронически). Орден Подвязки носится у колена. Его надевают только с придворным костюмом, сшитым на средневековый лад. , под который придется подсовывать платочек, чтобы не натирало ногу? Значит, быть мне каторжником? А может, и этого недостаточно и готовится что-нибудь похуже? Впрочем, не стесняйтесь, поступайте по собственному усмотрению.

Так как мистер Свивеллер восклицал это, находясь в полном одиночестве, следует полагать, что он взывал к своей судьбе или к своей несчастной доле, которым, как мы знаем, частенько приходится выслушивать от попавших в неприятное положение героев такие вот иронически-горькие попреки. Это тем более вероятно, что мистер Свивеллер говорил, глядя в потолок — обычное местопребывание вышеупомянутых бесплотных особ, за исключением тех случаев, когда дело происходит на театральных подмостках, где им положено обитать в самой сердцевине люстры.

— Квилп предлагает мне это место и говорит, что оно наверняка будет за мной, — после глубокомысленной паузы продолжал Дик, отсчитывая на пальцах все обстоятельства своей теперешней жизни. — Фред, который раньше и слышать бы не захотел о чем-либо подобном, к моему величайшему удивлению поддерживает Квилпа и настаивает на том же самом, — удар номер один. Моя тетушка прекращает высылку денег и уведомляет меня нежным письмецом из своего захолустья, что она составила новое завещание, в котором обо мне не упомянуто ни единым словом, — удар номер два. Полное отсутствие денег, отсутствие кредита, подвох со стороны Фреда, который вдруг остепенился; требование освободить квартиру — удары номер три, четыре, пять и шесть. Когда на человека обрушивается сразу столько ударов, он уже ни за что не отвечает. Человек сам себя не швырнет в грязь, а если его швырнет в грязь судьба, ее дело снова поставить свою жертву на ноги. Моя судьба навлекла на себя немало хлопот, ну и прекрасно! Я умываю руки и назло ей устроюсь здесь как дома. Так что пусть продолжает в том же духе. — Тут мистер Свивеллер многозначительно кивнул и отвел взгляд от потолка. — А там посмотрим, кто из нас сдастся первый.

Придя к столь глубокомысленному выводу, знакомому нам по некоторым системам нравственной философии, мистер Свивеллер перестал думать о своем падении и, стряхнув с себя унылость, принял весьма непринужденный вид, подобающий таким безответственным личностям, как писцы.

Чтобы окончательно успокоиться и овладеть собой, он приступил к более тщательному осмотру конторы, на что до сих пор у него не было времени: заглянул в картонку из-под парика, в книги, в чернильницу, развязал одну за другой все связки бумаг и перелистал их; вырезал на столе несколько вензелей острым перочинным ножом мистера Брасса и расписался с внутренней стороны угольного ведерка. Утвердив себя таким образом в должности писца, мистер Свивеллер распахнул окно, развалился в небрежной позе на подоконнике и пролежал там до тех пор, пока на улице не появился мальчик из пивной. Дик приказал ему поставить поднос на тротуар, остановил свой выбор на кружке легкого портера, тут же выпил его и произвел полный расчет, чтобы немедленно положить начало будущему кредиту. Потом в контору забегало трое-четверо посыльных от троих-четверых стряпчих одного пошиба с Брассом, и мистер Свивеллер принимал и отпускал их с такой же серьезностью, какую мог бы выказать клоун в подобного рода пантомиме. Когда же с посетителями было покончено, он снова уселся на табуретку и, весело посвистывая, начал набрасывать пером карикатуры на мисс Брасс.

Мистер Свивеллер был все еще погружен в рисование, когда к дому Брасса подъехал чей-то экипаж и вслед за тем послышался громкий стук дверного молотка. Поскольку мистер Свивеллер считал себя обязанным отвечать только на звонки в контору, он преспокойно продолжал рисовать, хотя у него и имелись подозрения, что в доме никого больше нет.