Чарльз Диккенс - Избранные романы в одном томе [компиляция]

— А я уж подумал, не обидел ли вас кто, а может, и ограбил, — сказал он. — Ну, ладно, прощайте.

Нелл пожелала ему доброго пути и с чувством облегчения увидела, как он сел на лошадь. Барка тронулась с места, но, отойдя немного, опять остановилась, и барочник замахал им рукой.

— Вы звали меня? — спросила Нелл, подбегая к берегу.

— Садитесь, подвезем, — ответили ей с барки. — Нам по дороге.

Минуту девочка колебалась, но, вспомнив с трепетом — в который раз. — что люди, сидевшие в тот вечер у костра, могут погнаться за ускользнувшей от них добычей, могут снова отнять у нее деда, лишить ее всякой власти над ним, решила принять предложение, с тем чтобы уничтожить свои следы. Барка подошла к берегу и через две-три минуты плавно заскользила по каналу, увозя с собой не успевшую как следует опомниться девочку и старика.

Солнце весело поблескивало на прозрачной воде, струившейся то в тени кустов, то по равнинам, перерезанным ручейками и поросшим лесом на далеких взгорьях, то среди полей и ферм, обсаженных деревьями. Время от времени из-за рощ выглядывали деревушки — скромные церковные шпили, коньки соломенных крыш; показывались и города с величественными церквами, выступавшими сквозь пелену дыма, с высокими фабриками и мастерскими, громоздившимися над массой домов, — и по тому, как долго маячили они на горизонте, можно было судить, как медленно движется барка. Канал проходил большей частью по болотистым местам и пустынным равнинам, и если не считать работников в полях да зевак, глазевших на барку с мостов, под которыми она проплывала, — ничто не нарушало однообразия и безлюдности этого пути.

Ближе к вечеру они подошли к небольшой пристани, и Нелл огорчилась, когда один из барочников посоветовал ей запастись здесь провизией, сказав, что им не дойти до места своего назначения раньше завтрашнего дня. Несколько пенсов, оставшихся у нее в кошельке после покупки хлеба у этих новых знакомцев, надо было приберечь, так как рассчитывать на заработок в чужом городе не приходилось. Она ничего не могла себе позволить, кроме небольшого хлебца и куска сыра, и вернулась с этим на барку, а барка простояла у пристани еже полчаса, покуда ее команда угощалась в харчевне.

Барочники принесли с собой пиво и спиртное и, добавив это к выпитому на берегу, скоро захмелели, а захмелев, начали буянить. Уйдя подальше от темной, грязной каюты, куда они всячески зазывали своих пассажиров, Нелл села с дедом на открытом воздухе и испуганно прислушивалась к крикам разгулявшихся пьянчуг. Она была бы готова идти всю ночь пешком, лишь бы не оставаться здесь.

Что и говорить, барочники были народ неотесанный, буйный, и друг с другом они не церемонились, хотя старик и девочка не могли пожаловаться на грубость с их стороны. Так, например, когда рулевой и его товарищ заспорили о том, кто из них первый предложил угостить Нелл пивом, — причем спор этот, к ее невыразимому ужасу, вскоре перешел в свирепую драку, — ни тот, ни другой не пытались привязаться к ней, и каждый довольствовался тем, что срывал злобу на своем противнике, перемежая тумаки словами, к счастью совершенно непонятными девочке. Ссора была, наконец, улажена следующим образом: победитель толкнул рулевого в каюту, и сам как ни в чем не бывало стал за руль, а товарищ его, который, по-видимому, обладал крепким здоровьем, легко выносившим подобные пустяки, как свалился вниз головой и вверх ногами, так и заснул тут же на месте и спустя две-три минуты уже мирно похрапывал.

Тем временем наступила ночь, и хотя девочка дрожала от холода в легком платье, мысли ее были заняты не собственными невзгодами и страданиями, а тем, как им с дедом жить дальше. Мужество, обретенное накануне ночью, служило ей опорой и сейчас. Старик возле нее, он спит спокойно, и черное дело, на которое его толкало безумие, не будет совершено. В этом она черпала утешение.

Вся ее короткая, но полная тревог жизнь вспоминалась Нелли той ночью. Самые незначительные случаи, казалось, исчезнувшие из памяти; лица, когда-то мелькнувшие перед ней и давно забытые; слова, оставленные без внимания; то, что было год назад, вперемежку с тем, что было лишь вчера; знакомые места, мерещившиеся ей в обманчивых очертаниях прибрежного ландшафта. Странная путаница в мыслях: как они попали сюда, куда едут, что это за люди вокруг? Чьи-то голоса, вопросы, такие явственные, что она вздрагивала и оглядывалась, готовая ответить, — все эти несвязные ощущения и образы, неизменно сопутствующие бессоннице, тревоге и постоянной перемене мест, не давали ей ни минуты покоя.

Погруженная в свои думы, она случайно посмотрела на рулевого, и тот, уже успев перейти от пьяного буйства к пьяной чувствительности, вынул изо рта трубку, обмотанную для прочности шпагатом, и вдруг попросил спеть ему песню.

— У тебя очень нежный голосок, очень добрые глазки и очень хорошая память, — заявил этот джентльмен. — Голос твой я слышу, глаза вижу, а насчет памяти догадываюсь. Но догадки мои всегда правильны. Сию же минуту спой мне песню!

— Я ни одной не помню, сэр! — сказала Нелл.

— Ты помнишь сорок семь песен, — продолжал он таким решительным тоном, что о споре с ним нечего было и думать. — Ровным счетом сорок семь. Одну какую-нибудь спой — самую лучшую. Ну, начинай сию же минуту!

Дрожа от страха, как бы не рассердить его, Нелл запела песенку, выученную когда-то давно, в более счастливые времена, и так угодила ею своему слушателю, что он столь же повелительным тоном потребовал другую, да к тому же подхватил припев, искупая незнание слов и мотива необыкновенной мощью голоса. Эти оглушительные рулады разбудили его товарища, он, пошатываясь, вышел на палубу и, пожав своему недавнему противнику руку, торжественно заявил, что пение для него величайшая радость, услада и утеха в жизни и что более приятное занятие трудно себе представить. От третьей просьбы, вернее уже не просьбы, а требования, Нелл тоже не могла отказаться; на этот раз припев подхватил и верховой. Не имея возможности участвовать в ночном кутеже своих приятелей, он ревел теперь во всю глотку за компанию с ними. Усталая, измученная девочка развлекала их всю ночь напролет, без конца повторяя все те же песни, и не один фермер беспокойно вздрагивал во сне и забирался с головой под одеяло, чтобы не слышать этого дикого нестройного хора, который доносил до него ветер.

Наконец наступило утро. Но лишь только стало светать, хлынул дождь. Так как Нелл не могла выносить смрада, стоявшего в каюте, барочники, в благодарность за ее труды, дали ей парусину и кусок брезента, и они со стариком укрылись ими от дождевых струй. Дождь лил все сильнее и сильнее и к полудню так припустил, что конца ему не предвиделось.