Джозеф Киплинг - Избранные произведения в одном томе

Проговорив около полутора часов, Хурри сказал:

— Надеюсь когда-нибудь официально познакомиться с вами. Ad interim — если мне позволено это выражение — я дам вам ящичек с бетелем; это очень ценная вещь, и четыре года тому назад стоила мне две рупии. — Это была дешевая медная вещица сердцеобразной формы с тремя отделениями для любимого индусами бетеля, известки и прочих принадлежностей и, кроме того, наполненная маленькими пузырьками. — Это вам в награду за то, как вы представили святого человека. Видите ли, вы так молоды, что думаете, что вечны, и не заботитесь о своем теле. Очень вредно захворать во время исполнения какого-нибудь дела. Я сам очень люблю всякие снадобья, и они годятся и для лечения бедных людей. Это хорошие, одобренные правительством снадобья — хинин и тому подобное. Я даю вам Это на память. Теперь прощайте. У меня есть важное частное дело в стороне от дороги.

Он вылез из экипажа на дороге в Умбаллу, бесшумно, словно кошка. Нанял проезжавшую повозку и уехал. Ким не нашелся сказать ему ни слова и только вертел в руках медный ящичек с бетелем.

Ход воспитания и образования ребенка мало кого интересует, кроме его родителей, а, как известно, Ким был сирота. В книгах школы св. Ксаверия значится, что отчет об успехах Кима посылался в конце каждого учебного года полковнику Крейтону и отцу Виктору, от которого аккуратно поступала плата за учение. В тех же самых книгах отмечалось, что он выказывал большие способности в математических науках и черчении карт и получил награду («Жизнь лорда Лоуренса» в переплете из телячьей кожи, два тома — девять рупий восемь анн). В том же году он играл в числе одиннадцати воспитанников школы св. Ксаверия против Аллигурского магометанского колледжа; в то время ему было четырнадцать лет десять месяцев. Ему еще раз привили оспу (из этого мы можем заключить, что в Лукнове была опять эпидемия оспы) примерно в то же время. Заметки карандашом на полях старого списка указывают, что Ким был много раз наказан за то, что «разговаривал с неприличными личностями», а один раз был приговорен к строгому наказанию за то, что «отлучился на день в обществе уличного нищего». Это случилось тогда, когда он перелез через ворота и на берегу Гумти целый день умолял ламу позволить ему сопровождать старика в его путешествии в следующей вакации — хоть один месяц, недельку. Лама был тверд, как сталь, и уверял, что еще не пришло время. Обязанность Кима, говорил лама, пока они ели пирожки, заключается в том, чтобы познать всю мудрость сахибов, а потом он посмотрит. Дружеская Рука, вероятно, отвратила бич несчастья, потому что шесть недель спустя Ким выдержал экзамен по элементарной топографии «с большим успехом». В это время ему было пятнадцать лет и восемь месяцев. После этой заметки в книгах о нем не упоминается. Его имя не стоит среди списка тех, кто в этом году поступил на низшие должности в межевой департамент или в таможню. Против его имени значится: «Выбыл по соглашению».

Несколько раз в течение этих трех лет в храме джайнских жрецов в Бенаресе появлялся лама, несколько похудевший и слегка пожелтевший, но такой же кроткий и непорочный, как прежде. Иногда он приходил с юга из Тутикорина, откуда удивительные огненные лодки направляются на Цейлон, где есть жрецы, знающие язык нали; иногда с сырого, зеленого запада, где тысячи труб хлопчатобумажных фабрик окружают Бомбей; а один раз с севера, куда он прошел восемьсот миль, чтобы поговорить один день «с хранителем изображений» в Доме Чудес. Он возвращался в свою келью из холодного резного мрамора — священнослужители храма были добры к старику — отмывался от дорожной пыли, молился и отправлялся в Лукнов по железной дороге, в третьем классе, так как привык уже к этому способу передвижения. Когда он возвращался, то, как заметил его друг Ищущий главному жрецу, он переставал на некоторое время оплакивать потерю своей Реки или рисовать чудные картины Колеса Всего Сущего, а предпочитал говорить о красоте и мудрости некоего таинственного челы, которого не видел никто из живших при храме. Да, он прошел по следам Благословенных Ног по всей Индии. (Хранитель музея до сих пор владеет удивительным отчетом о его странствованиях и размышлениях.) Для него в жизни не оставалось ничего более, как найти Реку Стрелы. Но в видениях ему было указано, что нельзя рассчитывать на успех этого предприятия без того, чтобы с искателем не было определенного челы, который и может довести дело до счастливого конца. Он полон мудрости — той мудрости, которая присуща седым хранителям изображения. Например… (тут на сцену появлялась тыквенная бутылка с табаком, молчание воцарялось среди добродушных жрецов, и начиналось повествование).

— Давным-давно, когда Девадатта был владыкой Бенареса, — слушайте все, что говорит Джатака, [14] Джатака написал комментарии к жизни Будды на языке нали в — охотники его поймали слона, надели на него тяжелые кандалы. Слон, с ненавистью и яростью в сердце, пробовал освободиться от них, бросился в лес к своим собратьям-слонам и просил разбить кандалы. Один за другим пробовали слоны сделать это своими сильными хоботами, но безуспешно. Наконец они выразили мнение, что кольца нельзя сломать. А в чаще лежал новорожденный, мокрый от испарины однодневный слоненок, мать которого умерла. Скованный слон, забыв свои собственные муки, сказал: «Если я не помогу этому сосунку, он погибнет под нашими ногами». И он встал над юным существом, образовав своими ногами ограду против несущегося стада. Он попросил молока у одной добродетельной коровы. И слоненок процветал, а скованный слон был руководителем и защитником слоненка. Но до полного расцвета жизни слона — слушайте вы все слова Джатаки! — нужно тридцать пять лет, и в течение тридцати пяти дождей скованный слон заботился о маленьком, и все это время цепь впивалась в его тело.

Однажды молодой слон увидел полувросшее в тело слона кольцо и, повернувшись к старшему, спросил: «Что это?»

«Это мое горе», — ответил тот, кто заботился о нем. Тогда первый поднял хобот и в одно мгновение уничтожил кольцо, сказав: «Пришло назначенное время». Так добродетельный слон, терпеливо ожидавший своего освобождения и творивший добрые дела, был освобожден в назначенное время тем самым детенышем, защитить которого он свернул в сторону, — слушайте все! То говорит Джатака, потому что осел был Ананда, [15] Любимый ученик Будды а молодой слон, разбивший кольцо, никто другой, как сам Господь наш.

Потом он кротко покачивал головой и доказывал, перебирая звякавшие четки, как этот слон был свободен от греха гордости. Он был так же смирен, как один чела, который, увидев, что его учитель сидит в пыли за «Вратами знания», перескочил через ворота (хотя они были заперты) и прижал к сердцу своего учителя на виду у гордого города. Велика будет награда такого учителя и такого челы, когда наступит для них время вместе искать освобождения.