Элизабет Гаскелл - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

− Мама! Ты знаешь, что я должен сказать мисс Хейл завтра?

Вопрос был задан неожиданно, когда миссис Торнтон уже перестала думать о Маргарет.

Она взглянула на сына.

− Да! Знаю. Ты не можешь поступить иначе.

− Поступить иначе?! Я не понимаю тебя.

− Я имею в виду, что после того, как она выставила свои чувства напоказ, ты посчитал делом чести…

− Делом чести, — насмешливо сказал он. — Боюсь, дело чести здесь ни при чем. «Выставила свои чувства напоказ!» Какие чувства ты имела в виду?

− Ну, Джон, не нужно злиться. Разве она не выбежала и не бросилась тебе на шею, чтобы защитить тебя от опасности?

− Да! — ответил мистер Торнтон. — Но, мама, — продолжил он. — Я даже не смею надеяться. Я никогда раньше не был трусом, но я не могу поверить, что такая девушка любит меня.

− Не будь глупцом, Джон. Такая девушка! Разве она дочь герцога? И какое доказательство ее чувств тебе еще нужно? Я думаю, что она боролась со своими аристократическими привычками, но мне понравилось, что она не стала таиться в последний момент. Для меня это немаловажно, — произнесла миссис Торнтон, едва улыбнувшись, поскольку слезы стояли у нее в глазах, — потому что завтра я окажусь второй. Я бы хотела побыть с тобой, только с тобой, еще несколько часов, поэтому я просила тебя не ходить к ней сегодня.

− Дорогая мама! — (Все же любовь эгоистична, и в тот момент, когда он вернулся к своим собственным надеждам и страхам, в сердце миссис Торнтон вползла холодная тень) — Но я знаю, что ей нет дела до меня. Я брошусь к ее ногам… я должен. Даже если это будет один шанс из тысячи… или даже из миллиона… я должен это сделать.

− Не бойся! — сказала мать, подавляя разочарование и острую боль ревности. — Не бойся, — повторила она спокойно. — Если она тебя полюбила, она, может быть, достойна тебя. Ей было очень трудно преодолеть свою гордость. Не бойся, Джон, — сказала миссис Торнтон, целуя его, желая ему спокойной ночи.

Она медленно и величественно вышла из гостиной. Но, оказавшись в своей комнате, она заперла дверь и расплакалась, что редко себе позволяла.

Маргарет, все еще очень бледная, благополучно вернулась домой. Мистер и миссис Хейл все так же сидели в гостиной и тихо разговаривали. Она понадеялась, что голос не выдаст ее.

− Миссис Торнтон пришлет водный матрас, мама.

− Дорогая, как устало ты выглядишь! На улице очень жарко, Маргарет?

− Очень жарко, а из-за забастовки — довольно грязно.

Щеки Маргарет вспыхнули, и тут же кровь снова отлила от них.

− К тебе приходили от Бесси Хиггинс, она просила тебя зайти к ней, — сказала миссис Хейл. — Но я думаю, ты очень устала.

− Да! — согласилась Маргарет. — Я устала, я не смогу пойти к ней.

Она молчала, пытаясь унять дрожь, пока разливала чай. Она была рада, что отец занят матерью и не замечает, как выглядит его дочь. Даже после того, как миссис Хейл пошла спать, он не захотел оставить жену одну и решил почитать ей перед сном. Маргарет осталась наедине сама с собой.

− Теперь я подумаю об этом… теперь я вспомню все. Я не могла раньше… я не смела, — она неподвижно сидела в кресле, сложив руки на коленях, сжав губы, устремив взгляд в одну точку, будто на какое-то видение. Она глубоко вздохнула.

− Я — та, которая ненавидит сцены… Я — та, которая презирала людей, что не владеют своими чувствами… я всегда думала, что им не хватает самоконтроля… Я спустилась и, не мешкая, бросилась в схватку, как романтичная дурочка! Правильно ли я сделала? Полагаю, они ушли бы и без меня, — в какой-то момент еще раз все хорошо обдумав, она поняла, что это был бы чересчур разумный поступок для обезумевшей толпы. — Нет, они не ушли бы. Я поступила правильно. Но что заставило меня защищать этого человека, будто он был беспомощным ребенком?! А! — воскликнула она, сжав руки, — неудивительно, что эти люди подумали, будто я влюблена в него, когда так бездумно себя опозорила. Я влюблена… в него! — бледные щеки Маргарет внезапно вспыхнули, как от огня. Она закрыла лицо руками. Когда она отняла их от лица, ее ладони были мокрыми от жгучих слез.

− О, как низко я пала, что они станут говорить обо мне! Я не была бы такой храброй, не будь он мне абсолютно безразличен. В самом деле, он совершенно мне не нравится. Я забеспокоилась только потому, что обе стороны должны вести честную игру. И я понимала, какой должна быть честная игра. Но было бы несправедливо, — сказала она страстно, — если бы он стоял, защищенный стенами, ожидая солдат, которые поймали бы этих бедных обезумевших людей в ловушку и стали бы их избивать, а он так и стоял бы в бездействии. Но с их стороны было нечестно нападать на него, угрожая ему. Я бы снова так поступила, и пусть обо мне говорят что угодно! Если я предотвратила один удар, если не дала свершиться злу, я выполнила свой женский долг. Пусть они оскорбляют мою девичью гордость, я чиста перед Богом!

Она приободрилась, величественный покой снизошел на нее, и ее лицо стало умиротворенным — «спокойным, словно выточенным из мрамора».

Вошла Диксон:

− Если позволите, мисс Маргарет, там принесли водный матрас от миссис Торнтон. Уже слишком поздно, я боюсь, миссис уже почти спит, но завтра он прекрасно ей послужит.

− Хорошо, — ответила Маргарет. — Передай нашу благодарность.

Диксон на мгновение вышла из комнаты и тут же вернулась.

− Если позволите мисс Маргарет, он говорит, его попросили узнать, как вы себя чувствуете. Я думаю, он имел в виду миссис. Но он говорит, его просили узнать, как мисс Хейл.

− Я?! — воскликнула Маргарет, вскочив. — Я в порядке. Передай ему: я в порядке, — но ее лицо было таким же мертвенно белым, как платок, и голова сильно болела.

Вошел мистер Хейл. Он оставил спящую жену и теперь хотел поговорить с дочерью, чтобы отвлечься от грустных мыслей. С ласковым терпением, без единого слова жалобы, она переносила боль и находила бесчисленные темы для разговора, ни разу не упомянув о бунте. При одной мысли о произошедшем ей становилось плохо.

− Доброй ночи, Маргарет. Я использую каждую возможность, чтобы отдохнуть, а ты выглядишь очень бледной. Я позову Диксон, если твоей маме что-то понадобится. Ложись спать и спи крепко. Я уверен, тебе просто необходим сон, бедное дитя!

− Доброй ночи, папа.

Ее лицо опять побледнело, вымученная улыбка погасла, глаза потускнели от тяжелой боли. Она позволила себе расслабиться. До самого утра она может чувствовать себя больной и измученной.

Маргарет лежала неподвижно. Чтобы пошевелить рукой или ногой, или даже пальцем, нужно было совершить неимоверное усилие, для которого ей не достало бы силы воли. Она страшно устала, была потрясена до глубины души и думала, что вообще не сможет уснуть. Лихорадочные мысли кружились на грани между сном и явью, не покидая ее. Обессиленная и беспомощная, она все еще была не одна — множество лиц смотрели на нее, и она сгорала от стыда, оттого что стала объектом всеобщего внимания. Чувство стыда было таким острым, что казалось, ей не удастся скрыться от этого немигающего взгляда многих глаз, даже если она спрячется под землю.