Герман Банг - У дороги

– Чего вам надо? – крикнула женщина на ломаном датском языке.

– Ой! – вскрикнула Катинка, она страшно испугалась и пустилась бежать.

– Это силачка, – сказала она.

Они пошли дальше. На опушке леса плотники сколачивали деревянную площадку для танцев. После залитой солнцем дороги под деревьями было прохладно. Катинка села на скамью.

– Здесь мы будем танцевать, – сказала она.

– Вот уж кто, верно, ловко танцует, так это Хус, – сказала Мария. Она по-прежнему восхищалась Хусом. Его фотография стояла в бархатной рамке у нее на комоде, а в псалтыре вместо закладки лежала его выцветшая визитная карточка. На долю стрелочника Петера оставались более земные утехи.

Катинка не ответила. Она сидела и смотрела, как работают плотники.

– Только бы погода не испортилась, – сказала она одному из них.

– Да-а, – отозвался он, поднял голову– верхушки деревьев заслоняли небо– и рукавом отер пот с лица. – Оно все дело– в погоде.

Катинка с Марией повернули обратно. Пора было возвращаться домой. Они вышли на площадь. Колокола звонили к вечерне, перекрывая уличный шум.

Накануне поездки они пекли пироги. Катинка, засучив рукава, так усердно месила тесто, что даже волосы у нее были обсыпаны мукой, как у мельника.

– Сюда нельзя, сюда нельзя! – Кто-то стучал в запертую дверь кухни.

Катинка решила, что это Хус.

– Это я! – закричала Агнес Линде. – Что тут происходит? Ее впустили, и она тоже принялась за дело. Ставили тесто для сладкого пирога – вымешивать его надо было долго-долго.

– Это для Хуса, – объяснила Катинка. – Он сластена. Любит сдобное тесто.

Агнес Линде месила тесто с такой силой, что оно пошло пузырями.

– Ох, уж эти мужчины. Им еще и пироги подавай, – сказала она.

Катинка вынула из печи противень.

– Попробуйте печенье, – сказала она. – С пылу с жару. Щеки ее горели, как медный таз.

К дневному поезду на станцию пришли фрекен Иенсен и Луиса-Старшенькая. Началось перестукиванье и дипломатические переговоры через кухонное окно.

– Учуяли, прости меня Господи, – сказала Агнес Линде. Она устало опустила руки и сидела в неловкой позе, зажав в коленях миску с тестом.

Мария вынесла им на перрон тарелку с печеньем.

Луиса от восторга так заерзала на скамье, что двое проезжих коммивояжеров смогли рассмотреть из окна поезда довольно большую часть ее «украшения».

Когда поезд отошел, в кухне открыли окна. На скамье Луиса-Старшенькая и фрекен Иенсен за обе щеки уписывали печенье.

– Ах, до чего же вкусно, фру Бай! Ну просто пальчики оближешь…

– Да, фру Бай хозяйка, каких мало, – сказала фрекен Иенсен.

– Ну, пошла молоть мельница, – сказала в кухне Агнес и снова взялась за тесто.

Бай распахнул окно конторы– оно приходилось как раз над скамьей.

– На что ж это похоже! – сказал он. – Мне не перепало ни крошки!

– Поделиться с вами, господин Бай? – спросила Луиса. – Разе вы тоже любите сладкое?

– Отчего нее, если кто-нибудь уделит мне кусочек, – «кавалерийским» тоном заявил Бай.

На перроне послышались возня и повизгиванье.

– Что там случилось? – крикнула из кухни Агнес.

– Мы подкармливаем птенчика, – сказала Луиса-Старшенькая. Она вскарабкалась на скамью и, выставив напоказ свое «украшение», совала в рот Баю печенье.

– Ой, он кусается! – вскрикивала она.

Именно в подобных случаях вдова Абель говорила:

«Ах, они все еще сущие младенцы, – они ведь совсем не знают жизни…»

Луиса-Старшенькая понесла к кухонному окну пустую тарелку. Крошки она подобрала пальцами. Сестрицы Абель не любили, когда что-нибудь пропадало зря.

Луиса заглянула в кухню через окно.

– Ах, если бы мама знала, – медоточивым голосом сказала она.

– Выходит, еще не пронюхала, – сказала Агнес, не отрываясь от теста.

Луисе-Старшенькой передали через окно фунтик с печеньем.

– Такую малость не стоит и тащить домой, – сказала Луиса старушке Иенсен, когда они вышли на дорогу.

Еще не дойдя до лесной опушки, они уписали все печенье. Луиса-Старшенькая бросила фунтик на землю.

– Луиса, детка, Боже сохрани… Фрекен Линде такая остроглазая… еще, чего доброго, заметит…

Фрекен Иенсен подобрала бумажку. В кармане она бережно расправила ее и завернула в нее три печенья, припрятанные для Бель-Ами.

Катинка устала. Как была, с засученными рукавами, она присела на колоду для разделки мяса и посмотрела на свои изделия.

– Это и в сравнение не идет с тем, что мы пекли дома к рождеству.

Она стала рассказывать, как они готовились к рождеству– ее мать, сестры и все домочадцы… Из теста для хвороста Катинка лепила поросят – бросишь их в кипящее масло – плюх – а они ломаются.

А братья старались потихоньку стянуть что по-вкуснее, – мать вооружалась большим половником и охраняла блюдо с хворостом.

А когда кололи миндаль, братья тоже не упускали случая утащить ядрышки, – бывало, от фунта миндаля остается меньшее половины…

В дверь постучали. Это был Хус.

– Сюда нельзя! – сказала Катинка, не открывая. – Через час… Приходите через час.

Хус подошел к окну.

– Подождите в саду, – сказала Катинка. Она заторопилась поскорее кончить работу и послала Агнес занять Хуса.

Агнес просидела с ним полчаса. Потом ушла.

– Управляющего Хуса занимать слишком уж легко, – рассказывала она Андерсену. – Ему надо одно – чтобы его оставили в покое и не мешали насвистывать в свое удовольствие.

– Где же Агнес? – спросила Катинка, выйдя в сад.

– Кажется, ушла.

– Когда лее?

– Да, наверное, час тому назад… Хус рассмеялся.

– Мы с фрекен Линде очень расположены друг к другу. Но разговор у нас не клеится.

– Сейчас будем укладываться, – сказала Катинка.

Они вошли в дом и стали упаковывать съестные припасы в большую корзину. Горшки для устойчивости перекладывали соломой.

– Плотнее, плотнее, – приговаривала Катинка, нажимая ладонями на руки Хуса.

Она открыла секретер и отсчитала несколько серебряных ложек и вилок.

– И еще я хочу взять веер, – сказала она. Она порылась в шкафу.

– Ах, он, наверное, в ящике.

Это был ящик, где хранилась шкатулка с котильонными орденами и подвенечная фата. Катинка открыла шкатулку с ленточками.

– Старый хлам, – сказала она.

Она сунула руку в шкатулку и небрежно поворошила ленты и ордена.

– Старый хлам. – И она снова стала искать веер.

– Подержите мою фату, – попросила она. Она протянула Хусу фату и шерстяной платок. – Вот он, – сказала она. Веер лежал на дне шкатулки.

– А это ваш подарок, – сказала она. Шаль лежала в сторонке, обернутая в папиросную бумагу. Катинка вынула ее из шкатулки.

Хус так сильно сжал позолоченную фату, что на тюле остались следы осыпавшейся позолоты.