Николай Миклухо-Маклай - Путешествия на Новую Гвинею (Дневники путешествий 1874—1887). Том 2

24, 25, 26 января. На якоре у островка Самарай. Лихорадка. Чувствовал себя очень неладно. Ничего не делал.

27 января. Снявшись рано утром, бросили якорь к 11 часам в проливе между материком Новой Гвинеи и о. Суоу, недалеко от дома миссионера. Съехав на берег, я получил здесь три письма, оставленные командиром канонерской лодки «Бигль». Все три были из Европы; одно из них было от сестры из Петербурга. Это было последнее, которое я получил от нее. (Вернувшись в Европу, я не застал ее в живых.)

28 января. Снял несколько фотографий. Татуировка женщин здесь отлична от виденных мною на о-вах Луизиады. Между туземцами видел женщину с прямыми волосами.

У одной из хижин увидел ловушку для рыб, называемую «мотабо», ту самую, которая заинтересовала меня на о. Варе. Имея время, я нарисовал ее, а затем, взяв ее с собою на пароход, убедился, что она действует хорошо.

Был с Чальмерсом в школе. Мальчики хорошо знали азбуку, и некоторые порядочно писали.

30 января. Пройдя под парами миль 25, зашли в совершенно замкнутый между холмами порт, названный Дудфильд, по имени бывшего капитана парохода «Элленгован». В этом месте туземцы напали несколько месяцев тому назад на шлюпку капитана, причем один человек был убит и несколько, вероятно, ранены. Миссионерам, однако же, удалось восстановить мир, и сегодня много мужчин и женщин съехались вокруг парохода и толпились на палубе.

31 января. На якоре. После ночи и утра под парами пришли в эту большую удобную гавань. Матросы отправились рубить дрова. Несколько туземцев выехало к пароходу; ни на них, ни на их пирогах, ни на веслах я не заметил никаких украшений. Деревни расположены по холмам довольно высоко; они не видны с парохода, а на посещение их не было времени.

1 февраля. На якоре. Пришлось остановиться, чтобы нарубить дров. Якорная стоянка была совершенно открытой, так что сильно качало. Вдали виднелись невысокие горы. Жителей здесь нет.

2 февраля. Там же. Продолжали рубить дрова, которые привезли сегодня 8 шлюпок на пароход. Выгружать длинные тяжелые поленья при сильной качке — была тяжелая работа, но матросы, преимущественно туземцы с о. Лифу, работали хорошо.

4 февраля. На якоре у деревни Маупа. Бросили якорь у деревни Парамата около полудня. К нам выехал миссионер с рослым широкоплечим туземцем, который мне был представлен как начальник, по имени Квапена, или Куапена.

Съехав на берег, я направился в деревню Маупа, но предпочел идти по лесной тропинке, а не более прямым путем, вдоль песчаного берега. Лес состоял почти весь из кокосовых пальм; множество спелых орехов, из которых уже большинство пустило ростки, было собрано и положено по обеим сторонам тропинки. После почти часовой ходьбы я пришел, наконец, к дому миссионера, стоящему у края большой деревни. Не только площадка около дома, но и самый дом, состоящий из двух больших комнат, был переполнен туземцами. Около почетного места — стола и единственного стула — на чистых циновках на полу сидели разные члены семьи Квапена. Так как Чальмерс думает идти далее завтра, то я воспользовался безотлагательно случаем и принялся мерить головы, рисовать портреты и татуировку. Мужчины мало татуированы, так как у них татуировка связана с убийством врага; женщины же все покрыты разнообразными и оригинальными фигурами, которые вытатуировываются на разных частях тела, сообразно их летам Фигуры или орнаменты татуировки здесь опять отличны oт виденных мною на о-вах Луизиады и в деревне Суоу.

Татуировка представляет значительный интерес для этнолога: во-первых, потому, что известные орнаменты переходят как бы по наследству, от одного поколения к другому, и характеристичны для известной местности; при переселении туземцы вместе с языком и физическими особенностями переносят также и татуировку в место своего нового жительства, почему на орнаменты татуировки и всю операцию, сопряженную с нею, путешественник должен обращать полное свое внимание; во-вторых, именно против татуировки миссионеры ведут ожесточенную войну, и, по мере распространения христианства, обычай этот постепенно исчезает, а с ним вместе и важный этнологический материал. Я счел поэтому положительно своей обязанностью делать точные замечания о ней, причем, разумеется, рисование орнаментов было необходимо. К величайшему моему неудовольствию, я еще ранее убедился, что татуировка, произведенная способом накалывания (причем узоры выходят синевато-серого цвета, как на о-вах Полинезии, и здесь, на южном берегу Новой Гвинеи), положительно не выходит на фотографии, так что для передачи ее остается утомительный и менее точный, но единственный способ — рисование. Поэтому я уже в марте принялся за рисование татуировки и очень аккуратно продолжал это делать при каждом удобном случае.

Я отправился в деревню с тичером. Она состояла, по словам последнего, из более чем трехсот хижин, расположенных по сторонам улиц, перекрещивающихся под прямыми углами; все хижины были на сваях, довольно похожи на те, которые строятся туземцами на южном берегу о. Адмиралтейства. Деревьев между хижинами не было; хижины стояли близко друг от друга; везде — на улицах и под хижинами — виднелся один песок. Нас сопровождала целая толпа девушек, от которых мы не могли иначе отделаться, как зайдя в хижину Квапена, начальника, к которому они не осмеливались войти за нами. Я вернулся в дом миссионера, где переночевал.

5 февраля. Деревня Маупа. Всю ночь дул сильный ветер; один шквал сменялся другим, более сильным. В 4 часа Чальмерс, который спал в том же доме, сказал мне, что по случаю ветра нам, вероятно, нельзя будет отправиться сегодня далее, чему я был рад, желая докончить несколько начатых рисунков. Когда рассвело, «Элленгован» оказался не на том месте, где был вчера, и неподвижен: его, вероятно, ночью подрейфовало, и пароход очутился на рифе. Чальмерс поспешил на пароход, и я отправился с ним. Необходимо было выждать высокую воду, чтобы сойти с рифа; это значило, что мы не снимемся ранее завтрашнего дня. Я вернулся на берег с Безвиком и Редлихом, и мы отправились назад в деревню и только благодаря Безвику мне удалось нарисовать татуировку одной из молодых девушек, что оказалось не особенно легким предприятием. Присутствие миссионера помешало ей снять свой… [пропуск], и таким образом мой рисунок остался недоконченным до следующего посещения этой деревни. При посредстве Безвика и тичера мне удалось узнать несколько подробностей о жизни туземцев.

6 февраля. Смерил, по возможности аккуратно, около двадцати голов женщин, что, разумеется, не обошлось без крика, давки и суматохи. Я избрал женщин, а не мужчин, так как головы замужних женщин тщательно выбриты и, таким образом, для антропологических измерений более подходят, чем головы мужчин и девушек с их громадной шапкой волос, при которой трудно избежать погрешностей при измерении. Собрание состояло приблизительно из 300 или 350 женщин; все лезли, все хотели быть измерены или, вернее, хотели получить кусок табаку. Здесь я видел несколько положительно прямоволосых (которых, я предполагаю, не наберется более 2 %); у большинства волосы вьющиеся, но курчавых, настоящих папуасских, будет не менее 25 %. Таким образом, о так называемой «малайской расе» не может быть и речи. Можно говорить только о «полинезийской примеси». Некоторые субъекты были очень светлы; у девушек, только что достигших половой зрелости, я заметил замечательную форму груди: вся часть, ограниченная ареолой, представляла одну полукруглую выпуклость, причем papilla mammae не была заметна; эту форму груди я много раз уже видел на о-вах Полинезии и на Новой Гвинее.