Николай Миклухо-Маклай - Путешествия на Новую Гвинею (Дневники путешествий 1872—1875). Том 1

17 декабря. Самаранг. Вчера вечером пришли в Самаранг. Но ни один пассажир не решился съехать на берег. Прибой при этом муссоне очень силен, и нередко бывают несчастные случаи с шлюпками и шаландами около берега. Сегодня, хотя волнение было сильное, палуба освободилась от многих неудобных спутников: нескольких дам, страдающих морской болезнью, и нескольких крикливых детей. Я весь этот день, как и вчерашний, чувствовал себя нехорошо и провел в покойном своем кресле, которое еще в Бюйтензорге снабдил особенной подушкой для головы и столиком. Так как льда не было, то просил одного из пассажиров привезти с собой, но он вернулся только вечером.

18 декабря. В Самаранге холера также была очень сильна, довольно много европейцев умерло, и все в очень короткое время, — после 3–4 часов наступает смерть. Один из пассажиров, который присоединился к нам из Смрг [Самаранга], потерял в продолжение нескольких дней жену и двух детей.

19 декабря. Пришли в Сурабайю. С г. К. отправился на берег. Вдоль реки Кали Мао (Золотой реки) тянется длинная дорога, обстроенная с одной стороны домами, другая (сторона) образует набережную. Проехав ряд построек, принадлежащих Адмиралтейству и порту, мы проехали мимо цитадели, потом через арабский и китайский кварталы добрались до площади с ратушею. В одной из ближайших улиц я оставил г. К., который, как большинство пассажиров, остановился в Hоtel de la Marine в нижнем городе, сам же, не желая оставаться в нездоровом квартале города, предпочел другую гостиницу, которая находится выше в городе, там, где европейцы построили дома для своих семейств и где обыкновенно живут, отправляясь на несколько часов дня в свои гост [иницы] в город. Эта часть Сурабайи называется Симпань. Кроме маленькой комнаты, все было занято. Не желая возвращаться в нижний город, я занял ее, но вечером г-н Матцен предложил переехать к нему, что я принял.

20 декабря. Целый день оставался в комнате, сидел или лежал на диване. Узнал несколько обычаев, которые между прочим исчезают понемногу. Есть вероятие, что и на Яве существовал обычай, подобный «табу» полинезийцев. Например, 1) если начальник деревни или какое-нибудь важное лицо входит в хижину человека низкого происхождения совершить coitus с женою последнего, то туфля начальника, оставленная у порога, запрещает мужу вход в хижину. Есть также знаки, которые выставляются, когда обитатели оставляют свое жилище незапертым.

2) Во время первой беременности, для того чтобы роды обошлись благополучно и чтобы ребенок оказался здоровым и красивым, муж укутывается в мешок, спускается в колодец и, окунувшись в воду, разрезает в длину и разом ножом мешок и выходит из колодца.

3) Во время родов муж не режет ни одной птицы и не колет ни одного животного.

4) Во время регул женщина не должна прикасаться к мясу, которое от того портится (?), и не должна входить в кухню.

Вечером видел доктора Джемса, который нашел состояние очень неудовлетворительным и настоятельно советовал вернуться в Европу или отправиться в Австралию. Уверял, что не выдержу путешествия на Новую Гвинею. Я решил, однако, иначе. Увидим! Написал вечером г-ну Л.

21 декабря. Придя утром на пароход, я получил пришедший ночью пакет из Бюйтензорга, который, к моему удивлению, заключал дождевое пальто и, к моей радости, портрет Л.! Спасибо ей! Послал телеграмму в Бюйтензорг.

Хорошая погода. Устроился удобно в двух комнатах.

23 декабря. Макассар. Послал рекомендательное письмо губернатору Бакерсу и получил приглашение провести у него в доме два дня стоянки.

Отправился в гостиницу к г. Бекари и, не застав его дома, остался ждать его. Послышались скоро шаги, и человек невысокого роста с оживленным приятным лицом вошел в комнату. Мне было интересно расспросить его о многом. Мы вернулись на пароход, где позавтракали. Главная задача его путешествий — собирание ботанических и зоологических коллекций. Позднее время монсуна (апрель) помешало ему в 1872 г. спуститься к Утанате. Потом болезнь Альберта еще более расстроила его планы. Но он, кажется, доволен путешествием. Он отправляется теперь в залив Канари, и, может быть, в следующем году, в октябре или ноябре, к реке Амбер, к югу от залива Гельвинк.

Вечер провел у губернатора, жена и дочь которого, кажется, кроме малайского и немного голландского, другого языка не понимают.

24 декабря. Утром отправился к королю Гоа, который прежде, в прошлом столетии, был очень могуществен, теперь же живет в небольшой бамбуковой пристройке небольшого некрасивого каменного дома. Он был очень любезен, приглашал приехать в месяце июне и июле, чтобы поохотиться на оленей. Насмотревшись в продолжение часа на него, его свиту и его помещение, я с радостью вернулся. Секретарь губернатора однако же при возвращении успел надоесть своей болтливостью.

Бакерс, проведший безвыездно 37 лет в Макассаре, хорошо знает эту часть Целебеса.

Не обсуждая вопроса о том, является «амок» болезнью или нет, он уверял меня, что «амок» встречается только там, где замешаны женщины или петушьи бои и игра.

25 декабря. В 6 часов оставили Макассар. Бекари пришел на пароход проститься, оставил мне несколько брошюр. Т. перевела глупые неве [жественные] письма Назимова. Жаль, что пустяки эти удостоились быть переведенными на прекрасный итальянский язык и перевела такая хорошая женщина.

Вечером несколько пассажиров просили меня посмотреть заболевшую женщину. Оказалась холера. Принял меры.

26 декабря. Хорошая погода и красивая местность. Вечером сильнее пароксизмы. У женщины была холерина. Поправляется.

27 декабря. Пришли в Купанг. По болезни не мог съехать. Довольно печальный городишко, однако же не бедный. Много китайцев.

28 декабря. Сильный прибой помешал съехать. Пароход вошел в проход между Тимором и ос. Семол, чтобы укрыться от сильного NW. Много дождя, несколько раз в продолжение дня. Жаль, что не видал папуасов.

30 декабря. Ночью пароксизм. Женщина, больная холериною, умерла в 4 часа ночи. Бросили за борт. Голова болит. Лень, хандра. Думаю часто о Бюйтензорге. Целый день порядочная качка.

Дели довольно красивое местечко, много зелени, горы, порядочная гавань, отделенная от пролива рифом. Пароксизм ночью помешал мне съехать, но между людьми, которые в пирогах окружали пароход, нашелся один с характерною папуасскою физиономиею и волосами, которые в виде шиньона возвышались над головою. Капитан и несколько пассажиров заставили его взойти на палубу, где я его срисовал. Форма черепа оказалась долихоцефальная, цвет кожи коричневый, волосы курчавые, с немного большими завитками, чем у папуасов берега Маклая. Толщина волос была различная, и также толщина отдельного волоса. При сгибах волос был тоньше.